Многоликая Индия

А, да что об этом думать! Скорей, пока поезд не тронулся! Скорей открыть все запоры на дверях, схватить термос и вниз по подвесным ступенькам, вперед, через рельсы и камни, на слух, туда, где журчит струя воды — возврат к жизни. А то до утра ни за что не доживу.

Чисто животный инстинкт привел меня во мраке к какой-то будке, из стены которой торчал сломанный кран. Я пила, я захлебывалась водой, мочила голову, платье, руки, наполнила термос, снова пила…

Поезд тронулся без гудка.

И если бы в моем купе — в единственном — не горел свет, я бы не увидела даже, куда мне бежать обратно, куда карабкаться на ходу, за какие поручни цепляться. Но все кончилось благополучно. Мокрая, счастливая, я вытянулась на своей горячей простыне и заснула, предоставив саже, песку и пыли покрывать меня ровным ело ем до утра.

Утром я себя не узнала в зеркале. Волосы в сочетании с присохшей пылью превратились в колючую серую кошму, лицо, шея и руки были покрыты бурой коркой песка и сажи, а там, где я отковыривала куски этой корки, светились пятна бледной моей кожи.

В душ, скорее в душ! Что бы делали пассажиры без душа в этих поездах?! Скорее мыться, одеваться, скоро Джайпур.

Батюшки! Да ведь ночью душ подарил мне только три ржавые капли. Вот уж истинно — где тонко, там и рвется. Куда ж я такая пойду? Сколько езжу по стране, первый раз воды нет в таком купе. Я просто растерялась. А поезд шел. А Джайпур был все ближе. Но тут я вспомнила про свой термос.

Воды в термосе мне как раз хватило на то, чтобы вымыться «под малое декольте».

К тем, кто меня встречал в Джайпуре, я вышла в платье с длинными рукавами и с брошкой у ворота, стараясь иметь вид непринужденный, как будто я всегда так хожу по жаре…

Раджастхан! Красный, розовый, каменистый, мраморный, песчаный, пересохший, колючий и горячий Раджастхан.

Председатель Индо-Советского общества в Джайпуре миссис Лакшми Чундават была во главе встречавших меня.

Она провела меня к своей машине, сама села за руль, и мы тронулись по жарким улицам Джайпура. Небольшой толчок, и из ящичка в машине посыпались мне на колени какие-то фотографии.

— Можно?

— Да, да, посмотрите, если хотите.

Лежит убитый тигр, а миссис Лакшми стоит возле него, поставив ногу на его полосатую шкуру и опираясь на охотничий карабин.

— Это вы его убили? Сами?

— Да, конечно, сама.

— Но ведь на тигров могут охотиться только настоящие раджпутские леди?

— Я и есть настоящая раджпутская леди, — со спокойной гордостью ответила она.

И тут я вспомнила, что в ее полное имя входит титул «рани». «Рани» значит «царица», «женщина царского рода». Род Чундават широко известен в истории Раджастхана. Это был сильный правящий род, и раджпуты из этого рода постоянно принимали участие в боях, которыми славна история этого края.

— Значит, вы из правящей семьи рода Чундават?

— Да. Мы правили долго. Мы участвовали и в обороне Читора. Вы слышали о ней?

— О да, конечно, я знаю оборону Читора.

— В тот раз больше пятнадцати тысяч женщин погибло в огне костра, — сказала мне рани Лакшми.

Я промолчала, потрясенная картиной, возникшей в моем представлении.

— Я горда тем, что женщины нашего рода были в их числе, — продолжала опа.

С этим нельзя было не согласиться. Потомки должны были гордиться такой жертвой…

Снова это «мы», «нашего» — тянутся нити из прошлого, прочные, ощутимые, живые…

Встречные приветствуют мою спутницу, кланяются ей, называют ее «ма», «мата» — «мать». Ее знает весь Джайпур. Это тоже голос прошлого, но уже слитый с настоящим.

Авторитет бывшего княжеского рода — сложный авторитет, сплавленный из вынужденного почтения и страха, из уважения к покровителям и защитникам и из ощущения давнего кланового родства, — соединился с ее личным авторитетом, авторитетом видного и прогрессивного общественного деятеля, возглавляющего здесь общество дружбы с той страной, к которой тянутся сердца простого народа.

Она входит в любой дом как хозяйка. Она выступает на собраниях, участвует в заседаниях научных обществ Она напечатала свою книгу о поездке в СССР. Словом, это широко известный здесь человек, и с нею можно многое увидеть, чего не увидят просто экскурсанты и туристы.

Она возила меня по домам-мастерским ремесленников, и я подолгу смотрела, как в маленьких полутемных каморках рождаются на свет удивительные изделия — подносы, вазы, чаши, бокалы, — те изделия, которые теперь знает весь мир.

Уверенной рукой ведет мастер свой тонкий резец по металлу, мелко постукивает по нему молоточком, вычерчивает витиеватый растительный узор, населяет его контурами тигров, слонов, павлинов, воинов-раджпутов, коней. А затем часть за частью заливает узор жидкой эмалью, зачищает, снова гравирует, снова заливает, уже другим цветом, и так долго, постепенно, гармонично, неповторимо — не по образцу, а от себя — создает он многокрасочный рисунок, заполняя им всю поверхность изделия.

Когда-то так украшали эфесы и рукоятки мечей и кинжалов, а теперь изготовляют массу вещей, украшающих жизнь.