Многоликий Христос. Тысячелетняя история тайных евангелий

Не являясь Священным Писанием, {апокрифические евангелия} могут переводиться на народный язык. В то время как Библия закрыта на замок, апокрифы у всех в руках. К ним были горячо привязаны миниатюристы; за них ухватывались поэты; мистики представляли их в драматической форме на церковных папертях. Первый современный автор «Жизни Иисуса» – Людольф ле Шартре – сделал их своим главным документом. Без богословских претензий эти популярные евангелия сумели, в известной степени, подавить евангелия канонические {курсив мой. – Авт.}.⁴⁷

Ренан подробно описывал период примерно от 1200 до 1500 года, эпоху, видевшую появление и триумф «Золотой легенды». Людольф писал в XIV столетии, но, как и «Легенда», его «Жизнь Иисуса» получила свое наиболее широкое распространение с началом книгопечатания. Вместе с «Легендой» эта книга, глубоко укорененная в древних псевдоевангелиях, веками была стандартным текстом европейской религиозности.

Если бы средневекового епископа когда-нибудь спросили прямо, он, вероятно, признал бы, что Евангелие от Никодима и другие апокрифические тексты были писаниями, одобренными церковью в том же смысле, что и, скажем, Евангелие от Иоанна. Но в чем это различие выражалось на практике? Апокрифические сюжеты изображали на стенах храмов, читали на литургиях, разыгрывали на церковных папертях и на улицах. Положение не очень отличалось бы от этого, если бы какой-то Собор официально признал эти тексты каноническими. Этот квазиканонический статус особенно был присущ популярным евангелиям о Деве Марии, которые едва ли не доминировали в средневековой европейской религиозности.

5. Две Марии Как альтернативные евангелия представляли женский лик Бога

Scandit ad aethera

Virgo puerpera
Virgulo Jesse
Non sine corpore
Sed sine tempore
Tendit adesse.

Восходит на небеса
Девственная мать,
Отрасль Иессеева:
Не без тела,
Но вне времени
Присутствует с нами.

Латинское песнопение, приведенное в «Золотой легенде», около 1200 года

Около 375 года Епифаний, епископ Кипрский, написал «Панарион» – энциклопедический компендиум ересей своего времени. Название его книги означает «аптечку», из которой читатели должны извлечь лекарства и противоядия от опаснейших заблуждений, распространенных в ту эпоху. Ожесточенная полемика у Епифания практически не смягчается ни справедливостью, ни скептицизмом – поэтому современные историки подходят к его заявлениям и оценкам с большой осторожностью¹.

Одна из осуждаемых им группировок в наше время привлекла интерес ученых как любопытный пример «подводных течений» в раннем христианстве. По Епифанию, в Аравии обитали коллиридиане – сектанты, возглавляемые женщинами и почитавшие Деву Марию как божество (или что-то вроде того); они справляли в ее честь календарные праздники, и на этих празднествах торжественно вкушали освященные хлебы или пироги. От слова, означающего «пирог» – kolluris, – и происходит название секты. От чудовищных взглядов этих еретиков Епифаний с ужасом открещивается: «Да, тело Марии было свято – но она не была Богом; да, Дева воистину была девой и за это нами почитается – но мы не поклоняемся ей, ибо сама она поклонялась Тому, Кто родился от нее по плоти… хотя Мария прекрасна, свята, заслуживает величайшего почитания – но мы не должны поклоняться ей». Впрочем, чего еще ждать от женщин? Ведь, как замечает тут же Епифаний, «женщины непостоянны, низменны духом и склонны к заблуждениям»².

Со временем церковь провела жесткую границу между поклонением, которого достоин лишь Бог и Христос, и почитанием, воздаваемым и Деве Марии, и святым. Верующим наших дней остается лишь задаваться вопросом: как изменился бы мир, если бы церковь сохранила рядом с Богом эту почти божественную фигуру – в сущности, если бы решилась поклоняться женщине? Что, если в церкви сохранились бы такие женоцентричные тексты, как Евангелие Марии или пространный гностический трактат под названием Пистис София («Вера премудрости»), главная героиня которого – Мария Магдалина? Очевидно, вся история западного мира пошла бы тогда по иному пути³.