Многоликий Христос. Тысячелетняя история тайных евангелий

История христианства, не замечающая центральной роли Девы Марии и поклонения ей, дает искаженную картину. Куда бы ни смотрели мы – на Италию или Францию, Китай или Индию, Сирию или Египет, – везде самой яркой чертой христианского искусства и благочестия оказывается образ Девы. Для огромного числа христиан на протяжении истории эта сверхъестественная Мария – вместе с легендами, окружающими ее имя, и ее ритуальным календарем – стала неотъемлемой частью их веры. И эта «девственная Мадонна» отнюдь не представала пассивной матерью-домохозяйкой – нет, она выглядела активным духовным лидером, в сущности, фигурой, очень похожей на ту, какой гностические тексты изображали Марию Магдалину¹³.

Протестанты позднее возмущались тем, что с течением времени поклонение Деве превратило ее в людском сознании в спасительницу и посредницу, перехватившую у сына его уникальные функции. Но что бы мы ни думали о таком богословии, – несомненно, возникло оно гораздо раньше, чем принято считать, и в Средние века уже не было новостью. В сущности, процесс этот начался еще в первые столетия жизни церкви.

Дева упоминается во всех четырех канонических евангелиях, хотя три из них не отводят ей центральной роли. Старейший из четырех евангелистов, Марк, писавший около 70 года н. э., едва о ней упоминает. Однако в Евангелии от Луки, написанном в 90-х годах, евангельское повествование уже обрамлено переживаниями и восприятием Девы Марии, и именно ей дано произнести исполненные глубокого богословского значения слова в хвалебном гимне, так называемом «Магнификате» («Величит душа моя Господа…»). В книге Откровение, написанной примерно в это же время, есть загадочные строки о «жене, облеченной в солнце, под ногами ее луна, и на главе ее венец из двенадцати звезд»; она бежит в пустыню, чтобы родить там мессианского правителя. Позднейшие поколения связывали этот образ с самой Девой Марией: вполне естественное толкование, если предположить, что ее сын – Иисус Христос¹⁴.

Как видим, в конце I века статус Девы Марии стремительно повышался, что продолжалось и в последующие десятилетия. Не позднее 160 года в «Диалоге с Трифоном» богослов Иустин Мученик провел сравнение, которое в Средние века станет общим местом, – между Евой и Марией. Поведение Евы, говорит он, привело в наш мир грех, а Мария принесла искупление: «Ева, также нетронутая дева, приняв слово змея, породила непослушание и смерть. Но Дева Мария с верой и радостью выслушала от ангела Гавриила благую весть, что Дух Господень снизойдет на нее»¹⁵.

Несколько лет спустя пламенный защитник ортодоксии Ириней Лионский писал почти то же самое: «Итак, из-за девы люди впали в рабство смерти – и девою спасены; непослушание одной девы уравновешено послушанием другой». В Средние века авторы, пишущие по-латыни, часто замечали, что зло вошло в мир через Еву, но было побеждено, когда ангел перевернул это имя и сказал «Ave» – Аве, Мария! «Радуйся, Мария!» К III веку верующие уже молились ей¹⁶.

Что же касается псевдоевангелий, посвященных Деве, – они составляют полный цикл, в котором на эту могущественную, богоподобную женщину переносятся практически все атрибуты Христа. Такую «феминизацию» невозможно объяснить лишь тем, что церковь, мол, приспосабливалась к языческим верованиям и обычаям. «Марианские евангелия» глубоко укоренены в иудейской и раннехристианской традициях и возникли задолго до того, как церковь начала массово обращать в христианство язычников¹⁷.

Наполненные чудесами повествования о смерти Марии появляются в III–IV веках, а в V веке, во времена блаженного Августина, достигают своего расцвета. В Средние века возвышенные представления о Марии находят воплощение в богослужении и благочестивых церковных традициях. Так, антифон VIII столетия, приписываемый английскому книжнику Алкуину, восхваляет Марию так:

Благословенна ты в женах, ты, чрез кого снято с нас

проклятие матери Евы,
Благословенна матерь Божия, вознесенная превыше
хоров ангелов в небесные чертоги¹⁸.

О ТОМ, КАК ДАЛЕКО ПРОДВИНУЛИСЬ МАРИАНСКИЕ ИДЕИ, можно судить по так называемому Протоевангелию, или Евангелию детства от Иакова, рассказывающему о семье Христа. В отличие от большинства псевдоевангелий и других раннехристианских текстов, этот можно датировать довольно точно – его активно обсуждают и цитируют известные отцы церкви. Написано оно, по-видимому, около 170 года, если даже не ранее – во времена древней церкви¹⁹.