Многоножка

— Если вкратце: как-то раз вышло так, что Лебедева вытащила меня из ментовки, когда мне за граффити хотели впаять месяц условки. Прикинь? Она меня вообще не знала, но вступилась и штраф за меня заплатила. Я вообще тогда не вкурил, нахер я ей сдался. Помню, мы вышли тогда из участка, прошли немного, и она говорит, мол, есть у меня… «потенциал», — это слово Ромка произнёс как-то пренебрежительно и со вздохом. — И говорит, мол: «за то, что я тебя вытащила, я однажды тебя позову — и ты без вопросов пойдёшь, а куда — не спросишь…» Ну, а мне с рождения было плевать, куда идти. Я и согласился. Ну и вот я тут, как бы. Лебедева очень чудаковатая старуха. Классная, спору нет, но вы с ней натерпитесь…

— Ничего себе история… Погоди, а что с ней не так?

— Она строгая. Вернее, знаешь… Здесь должно быть немного другое слово. Есть просто строгие люди, которые от тебя много требуют. А она требует так, что ты понимаешь, что у тебя нет выбора. Вообще. Я скольких ментов повидал, ни один из них так сильно меня за жабры не хватал. Хотя она даже не кричала на меня ни разу…

Немного помолчав, Тамара сказала:

— Насчёт Стикера. Ну. Моей трости. В тот раз, в ДК… Говоришь, это не ты её украл?

Ромка мотнул головой.

— Не я, сказал же. Я вообще не знал, что это твоя трость. Там какая-то чувырла из зала выходила с ней. Мы с ней сцепились, а потом я ей врезал…

«Значит, всё-таки Дурья…» — подумала Тамара мгновенно, и сердце её сжалось.

— Вот как. К нам какой-то мужчина пришёл, сказал, что это был ты.

— Ну, от его лица — наверное, никто другой и не мог, — Ромка равнодушно пожал плечами. — Но слушай, я, конечно, тварь та ещё, но не конченный мудак. Херни я, конечно, много творил, но знал бы, что это твоя трость — костьми лёг бы, но тебе вернул.

Тамаре на секунду захотелось попросить, чтобы он дал «честное тамарческое» — её обычную присказку-обещание. Но потом она поняла, что он при всём желании не сможет дать «тамарческое», потому что Тамарой не является. Быстро найдя в голове замену, она, не подумав, ляпнула:

— Слово пацана?

Ромка негромко засмеялся.

— Слово пацана.

Они тихонько стукнулись кулаками.

— Только не пакости здесь, ладно? «Стаккато» хорошее место, а граффити вряд ли сделают его лучше.

— Да тут и негде особо, — Ромка равнодушно махнул рукой. — Так что не парься, не буду.

— Тамар, — подозвала её Света под конец дня, когда все стали расходиться. — Подойди сюда. Есть разговор.

Недоумённо глянув на ребят, Тамара подошла к ней. Вместе они прошли в кабинет. Света прикрыла дверь.

— Слушай, это очень личное дело и… я даже не знаю, как с ним к тебе подступиться.

— Что такое?

— Видишь ли… Недавно я навещала папу в больнице. Под капельницей лежит. Шутки всё шутит, книжки просил принести. В его манере, в общем.

Света присела на собственный стол, как она любила это делать.

— В общем, я рассказала ему про то, как сейчас дела в «Стаккато». Ну и про тебя естественно: что ты его закрыть не дала, что ребят организовала… Глаза не прячь! Это правда всё благодаря тебе. В общем, папа сказал, что хочет с тобой поболтать.

Тамара приросла к полу. Почему-то ей стало страшно.

— Когда?

— Не волнуйся ты. Пока что неизвестно. На этой неделе четверг или в пятницу ты не занята?

— Ну кроме клуба — нет…

— Я думаю в четверг к нему сходить. Тамар… Это не предложение. Это моя личная просьба. Сходи к нему со мной, пожалуйста.

Тамара тяжело вздохнула, помяв пальцы.

— К-конечно. Если надо… то сходим…

Света серьёзно ей кивнула.

— Спасибо большое. Очень надо. Кстати, а чего Агата с Солнышевым не появляются, ты не знаешь?

Тамара замялась.

— Саша, может быть, придёт завтра. Я ему ещё напишу сегодня вечером. А у Агаты всё сложно.

— Насколько?

— Очень. Буквально решается вся её дальнейшая жизнь. Она извиняется и передаёт, что, возможно, ей придётся бросить «Стаккато».

— Печально, если так. У неё был талант.

— Думаешь?

— Конечно. Сценарий она написала просто суперски для человека, который никогда ни с чем подобным не имел дела. И начитанная она — это поняла даже я, а мы общались-то не так много. Нам нужны такие люди, как она.

— Я… может, передам ей.

— Что у неё там, если вкратце? Проблемы в семье?

— Не могу сказать, Света. Это тайна.

— Ла-а-адно-ладно, не лезу.

* * *

С Агатой нужно было что-то решать, поэтому в тот же вечер, придя домой, Тамара села писать ей письмо.

Она не могла более положиться на своё умение «толкать речи», которое единожды её подвело, и теперь Агата чувствовала себя брошенной всеми. Письмо же было делом более надёжным, особенно электронное. Особенно, когда у печатающего на больных коленях мурлычет, свернувшись клубком Мята. Особенно, когда…

…когда спустя полчаса сидения перед пустым белым окошком, Тамара поняла, что ни строки не сможет из себя выдавить.

Она пыталась начать с извинения — но не была уверена, что действительно в чём-то провинилась. Начинать с обычного приветствия после их последнего разговора казалось абсурдным. С чего тогда вообще стоило начать?!

Победа над пустотой была достигнута на тридцать второй минуте сидения перед компьютером, когда на пустом окошке наконец-то появилось следующее: