Многоножка

Впервые несколько раз ей пришлось прикрикивать, потому что ребят — особенно Ксюху — разбирал хохот. В конце концов, «комара» пришлось изображать ей самой: скользить между ребятами со сжатыми пальцами и «жалить» за носы то одного, то другого.

— Упражнения у меня будут самые разные, — говорила она, — иногда будут повторяться, иногда нет. Но начинать всегда необходимо с гимнастики, с разминки! А то лицо у вас будет во! Как у Кирюшки! Мясистое как тесто, рыхлое и неповоротливое! — она схватила бедного Колобка за щёки. — Во! Видали?!

После лицевой (ар-ти-ку-ля-ци-он-ной) гимнастики шли упражнения на речь. Сначала Тамара подумала, что Лебедева заставит их читать скороговорки, но куда там!

— Вам до скороговорок ещё вырасти надо, гаврики! — усмехнулась та. — Ну-ка, Тамара, шаг вперёд! Выговаривай быстро: бап-боп-буп-бэп-бып-бип!

— Ааа?! Чего?! Как?!

— Как запомнила! Давай!

— Бап-боп-буп…

— Быстрее можешь?

— Ба-бо-бу-бэ…

— Не «ба-бо-бэ»! «Пэ» выговаривать тоже старайся! Кэмбербетч, ты чего хихикаешь?! Ну-ка давай, ты следующий!

— …В общем, только с этой гимнастикой мы возились полтора часа… — рассказывала Тамара Свете, сидя в автобусе. — А потом уже конец подходил, и она дала нам одно упражнение. И оно…

Стаккатовцы встали в ровный круг, Лебедева заняла место в центре. Сжала в руках мягкий комок из зелёной ткани.

— Запомните, теперь это будет вашим лучшим другом, — говорила она, подкидывая его в одной руке. — Ласточка, представь, что это змея. И лови так, будто это змея.

— Но я не хоААААААА!!!

— Кэмбербетч, это очень горячий и тяжёлый кирпич!

— Ай-ай-ай-ай!!!

— Не переигрывай, перебрасывай, перебрасывай дальше! Тамара, представь, что это очень-очень холодный лёд. Во-о-от, верно, верно, руки-то мёрзнут, а?! Давайте дальше! Кирюша, в тебя летит кактус!..

— А я и забыла, что папа как-то раз тоже такое делал, — рассмеялась Света. — Совсем из головы вылетело, надо же…

— Под конец, кстати, Костя её спросил, мол, когда мы будем выступать в следующий раз, и где… А она ответила, что пока что даже искать ничего не станет. Мол, мы не годимся.

Немного подумав, Света покивала.

— В целом, здравое, я думаю, решение — поднатаскать вас перед тем, как выпускать на сцену. А этот, новенький — Ромка-то — как он?

— Мммм…

Несмотря на то, что Ромка действительно не хулиганил, на общей тренировке он был самым зажатым из всех, и чувство отчуждённости окружало его плотным куполом, о который, казалось, можно было стукнуться лбом, если не смотреть на дорогу. Они с Тамарой почти не разговаривали: после того, как занятия закончились и все разошлись, он куда-то стремительно испарился.

Агата тогда так и не появилась.

…Сегодня Света с Тамарой оказались в зале «Стаккато» среди первых: даже дверь открывать пришлось Свете, а не какой-то неизвестной таинственной Перепелице.

Войдя внутрь и переодев зимнюю обувь на специально купленные чешки, Тамара замерла недалеко от порога, глядя на пустой зал. С момента её появления тут он наполнился мелкими и крупными вещами (как, например, куски декораций «леса» у стены, сундук Лебедевой и столь любимое Ксюхой пианино), а некоторых вещей лишился: скелет софы, как и тележку из супермаркета, они вынесли на ближайшую свалку. Теперь здесь был чистый пол, коврики, а кое-где начинал появляться бардачок, свидетельствующий о бурной деятельности.

— Ты чего? — спросила её Света, тоже переобувшаяся.

— Да… Смотрю.

По какой-то причине Света стала рядом с ней — и Тамара снова ощутила то же странное чувство, что охватило её, казалось бы, давным-давно, когда они с Ромкой стояли под снегом, только-только встретившись. Это было чувство таинственной, безусловной и бессловесной связи с человеком, стоящим рядом.

Света тоже какое-то время молча смотрела на зал, а потом тихо сказала:

— Даже не верится, что «Стаккато» мог бы закрыться, — она тяжело вздохнула. — Что бы я без него делала…

— Я же тебе говорила, что смогу, — сказала Тамара, задирая нос.

Света рассмеялась.

— Да… Теперь я тебе верю. Спасибо тебе, Многоножка.

— Откуда ты знаешь, что меня так зовут?

— Ну я ведь не глухая.

Они как-то неловко и тихо рассмеялись.

— Ладно, — вздохнула Света. — Кончать надо уже с сантиментами. Скоро ребятня заявится… А я хочу хоть на одну вашу тренировку с Лебедевой поглядеть.

— Угу, — кивнула ей уже в спину Тамара. — Может быть…

— А? — Света обернулась на полпути к своему кабинету.

— Ну… Может быть, когда твой папа выздоровеет… Мы сыграем спектакль для него?

Света ухмыльнулась.

— Тогда уж вместе с ним.

…Через много времени после этого, оглядываясь назад, Тамара не понимала, что заставило её сказать те последние слова про Виктора Саныча. Может быть, злое наитие, а может, наоборот — не злое. Сколько Тамара ни думала, она ясно уяснила одно: будь у неё машина времени, она бы точно вернулась в прошлое и убедила бы себя не говорить ничего подобного.

С того дня прошла ровно неделя — и Виктора Александровича Манохина не стало.

16. Акт второй: Тамара и неприятности