Многоножка

Тамара сердито глянула на него, подумав, что и родители, наверное, не согласятся отдавать деньги за Ромкино спасение.

— Съезжу, не переживай, — сказала ей Лера. — Мне всё равно в ту сторону. Встречу его — подброшу. Но будешь должна.

— Спасибо… большое, — Тамара благодарно вздохнула, откинувшись на спинку кресла.

Егор с Лерой ещё что-то говорили, а на Тамару всё чаще накатывала тоска вперемешку со стыдом перед Ромкой…

Стоило Тамаре ступить на порог квартиры (Робби неотступно шёл следом), как из комнаты на звук открывающейся двери выбежала мама. Увидев блудную дочь, она бросилась к ней на шею.

— Тамарочка!!! Жива! — всхлипывала она, дрожа всем телом. — Солнышко, где же ты была?! Ну нельзя же так просто брать и уходить…

Когда она подняла красное, заплаканное лицо, Тамара почувствовала, как неудержимо дрожат губы и слёзы просятся наружу. Но изо рта вырвалось лишь:

— А с бабушкой так можно было?

— Ну прости, доченька, Христом богом молю, не знала я, что всё так обернётся!..

— Риммочка, успокойся, — попытался вмешаться папа. — Всё хорошо, Тамара жива… Егор, где вы её отыскали-то?

— Да в парке, к ней какая-то тварь лезла. Вовремя успели.

Тамара, стыдливо обнимая плачущую маму, оглядывалась по сторонам, наблюдая, как что-то обсуждают Робби, папа и Егор, как вышел на шум из коридора сонный взъерошенный Мята, чувствовала, что вот она дома. В месте, где ей рады, где за неё беспокоятся и всегда примут. И в пору было бы вздохнуть с облегчением — но где-то позади остался брошенный на произвол судьбы Ромка, который теперь ни за что не выходил из Тамариной головы. И это было связано не с его поцелуем, а скорее с моментом понимания того, какой он человек и ради чего делает всё, что делает.

Ему просто было больно.

* * *

— И что, вот так всё разрешилось? — спросила Агата. — А родители что сказали?

— Ну, они… кхм… — Тамара неуверенно отвела глаза. — Давай не будем об этом. Все живы и всё хорошо.

На дворе был вторник. Тамара вернулась домой позавчера. День ей позволили отбыть дома и хорошенько выспаться, а теперь они с Агатой шагали в «Стаккато» по заснеженной дороге. У Агаты уроки уже кончились, а одноклассники Тамары — в отличие от её самой — отбывали два финальных урока физкультуры.

Тамара рассказала подруге о произошедшем за — подумать только!!! — одни выходные. Всего за два каких-то дня всё успело слететь с катушек и вернуться в странную норму… Определённые последствия весь этот кавардак, конечно, оставил, но Тамара всё ещё была в состоянии лёгкого шока. Как и её родители, каждый из которых чувствовал на себе неясную вину перед дочерью, и старался её загладить. Только Егор жил себе дальше, и ничего не чувствовал. Впрочем, насчёт него Тамара всерьёз задумалась. С одной стороны, он вёл себя так же, как раньше (и ей не нравилось), но с другой — за последний месяц по какой-то причине всё чаще старался показать, что хорошо к ней относится. По крайней мере, его поиски вместе с Лерой и Робби говорили сами за себя.

А ещё Тамара не знала, что делать с Ромкой. С воскресенья он ей так ничего и не написал, а Тамару грызла невнятная вина. Однако, когда она накатывала, приходили мысли: «Ну нельзя же просто лезть целоваться, не спросив разрешения!» Конечно, разные паблики так и твердили, что только так целоваться и следует: не спрашивая разрешения и закрыв глаза. Но Тамара этому никогда не верила, и всегда представляла, что Денис сначала спрашивает её, прежде чем…

Что до бабушки — её по-прежнему очень сильно не хватало, и на душе скребли кошки. Но кавардак произошёл так стремительно, что о ней как-то даже и не думалось. Но Тамара попросила родителей сводить её на кладбище (хотя обидные кошки скребли и здесь: похороны провели втайне, без её участия…).

— А как твои дела с…

— С Олей? — угадала Агата.

— Ага!

— Ну… Всё хорошо, наверное… — она выдохнула облачко пара в воздух и спрятала рот и нос в шарфик. — Она уехала… Мы переписываемся, — последовал беспокойный вздох, а за ним — молчание.

— Скучаешь? — понимающе спросила Тамара.

Подъехал автобус, шурша большими колёсами по заледенелому снегу. Они поспешили внутрь и сели на кожаные сиденья, кое-где прикрытые полиэтиленом. Солнечным лучам, уместившимся возле окна, пришлось потесниться.

— Да, скучаю. Но она обещала, что не бросит… — говорила Агата. Голос её, привычно негромкий, веял грустью и тихоньким беспокойством. — Только вот на неё столько парней заглядывается. И мне беспокойно. Она мне нравится, но всё случилось так внезапно… что даже не знаю, что и думать.

Тамаре подумалось, что хоть что-то в её жизни меняется не слишком стремительно на фоне происходящего кавардака, и Агата всё такая же стеснительная, как и раньше. А то мало ли — могла и измениться, повзрослеть за выходные.

А после этих мыслей Тамаре стало немного страшно: а могло ли что-то измениться в «Стаккато»?

…- Режь аккуратнее, пожалуйста! Я перфекционист, могу есть только треугольные кусочки… — сетовал Костя, наблюдая, как Серёжа разрезает круглую пиццу.