Многоножка

Стоило Тамаре и Агате заявиться на пороге, как троица тут же воровато на них оглянулась. Нюра так и застыла с кусочком, уже засунутым в рот, но ещё не откушенным. Тамара мигом вспомнила Меланхолик: типаж был ровно тот же.

— Хомячим?

— Не хомячим, а подкрепляемся, — сказал ей Серёжа, не поворачиваясь ко входу. — Вы даже получите кусочек, если никому не скажете…

— А она с мясом? — спросила Агата тихо, широкими размахами снимая шарф и скатывая его.

— Не, Нюра ж не ест… — буркнул Костя, которому вегетарианские предпочтения явно претили. — С ананасами. Но зато без мяса.

— Фе! — Тамара поморщилась.

— Не «фекай» тут! Хотя «фекай», нам больше достанется. Была либо салями, либо с ананасами. Но Нюра не мясоед…

— А помните, что Людмила Юрьевна говорила про еду перед занятиями?!

— Ни кипеши, придурок, ничего она такого не говорила… А если говорила, то пиццы с ананасами ей точно не достанется.

— Мы и так всё съедим.

— Дело говоришь, Агата! Серёж, можно мне тот кусочек, пожалуйста?

— Держи, — покряхтев, Серёжа протянул Тамаре треугольный кусок, уже свисающий к полу. Та поймала его и всё же решила дать ананасовой пицце шанс…

Было, на удивление, вполне съедобно.

— Знаете, что я узнал недавно? — спросил их Костя, почесав нос. — Я просто офигел! Вы не поверите!

— Ну-ка?

— Прикиньте, какой-то британец недавно нашёл у себя на чердаке глиняную маску какого-то шамана. Но не просто маску, а, типа, посмертную: когда шаман умер, ему жмыхнули на лицо кусок глины, и получилась маска. Мужик отдал её в музей, а там ему сказали, что это был какой-то там великий шаман, у которого было аж… — Костя закусил пиццей и остаток предложения проговорил с набитым ртом: — …двенадшать! Двенадшать гвиняных мафок, прикиньте?

— Гонево, — вздохнул Серёжа. — Кому нужно делать столько посмертных масок…

— У Сталина столько посмертных масок же было, — спокойно сказала Нюра. Все изумлённо воззрились на неё.

— Что? Я где-то читала об этом. Потом по рукам разошлись.

— Тоже двенадцать?

— Угу.

— Офигеть… Но зачем столько?

— Шаману — не знаю. А Сталину — потому что большой человек был. Ну, глава страны, в смысле.

— А мою бабушку при нём репрессировали. А до войны ещё раскулачили… — поделилась Агата, съедая свой кусочек.

— Что это значит?

— А?

— Последнее слово. «Раскулачили».

— Кость, ты совсем глупый? Мы по истории совсем недавно это проходили.

— Нюр, расскажи для глупого меня?

— У неё всё хозяйство отобрали. Это называется — раскулачить…

— Всем привет!!! — эхом громыхнул Ксюхин голос. — Это чё вы тут, пиццу едите? Мне осталось?! Скажите, что мне осталось! Если не осталось, то вы все жмыхники!..

— Может, жадины? — предположила Тамара, оборачиваясь.

— Не! Жмыхники! Это хуже! — раздевшаяся Ксюха, сменившая ботинки на удобные ярко-красные чешки, подскочила к ним. — Вааа, с ананасами! Серёг, поделись!

— На… — Серёжа через плечо протянул ей лакомство. — Остался последний. Кто будет?

Несколько рук разом потянулось к кусочку, но Серёжа, ухватив первым, отстранил его назад.

— Так не пойдёт! Его нужно заслужить. Я не хочу, поэтому тот, кто отгадает мою следующую загадку, получит пиццу! Костя вне игры.

Костя недовольно цокнул.

— Ну так не честно!

К облегчению Тамары, когда Ромка появился, он вёл себя, как обычно: держался чуть поодаль от остальных. Пиццы ему не досталось: последний кусок урвала Ксюха. Она не была сильна в загадках, но, воспользовавшись отвлечением Серёжи подкралась сзади, и выхватила из его руки кусок, словно тигр — мясо.

За это на неё накинулись, но Ксюха оказалась проворной и вскарабкалась на Гардеробус, где, хохоча, и доела последний кусок. За сниманием её со шкафа стаккатовцев и застала пришедшая Лебедева.

…Стулья расставили в хаотичном порядке. Когда расселись, Лебедева встала перед ними на манер дирижёра.

— Барабан! — выкрикнул Костя, и все зло уставились на него. Тамара предполагала, почему: барабан изобразить было легче всего, и наверняка каждому в голову первым пришёл именно он.

— Тогда саксофон, — вслед за ним подняла руку Нюра.

— Скрипка, — пожал плечами Серёжа.

— А можно второй саксофон?.. — спросил Колобок. Лебедева пожала плечами.

— Твой звук будет сливаться…

— Свирель, — выбрала Агата.

— Гитара!!! — выкрикнула с места Ксюха.

— И как ты изобразишь гитару…

— Да проще простого! Типа… Дрынь-дрынь-дрын-н-нь! Вэн ай вооз! Э янг бой! Май фазер!..

— Ласточка моя, помолчи, пожалуйста, мы ещё не начали… Так, дальше кто? Тамара?

— Ааа, ну… Даже не знаю…

— Тогда стукай тросточкой по полу в общий такт. Сашка Солнышев, а ты чего сидишь-молчишь? Хочешь, будешь пианино? Не хочешь? Значит, будешь! Знаешь, как пианино выглядит? Да-да, как вон та штука, правильно! Будешь у нас пианист! Так, Рома, ты на тарелках!

— Я вам чё, повар что ли…

— Ты ж мой юморист, так бы за уши и оттаскала! Тарелки — это музыкальный инструмент, помимо прочего! Вот так берёшь, и хлопаешь ими, чтобы звук был, как от колокола! Так, кто у нас тут ещё без инструмента остался, Колобок? Знаешь, как звучит виолончель?

— Ну п-примерно…