Лариса почувствовала, как губы её растягиваются в улыбке. Она не стала улыбку сдерживать. Пусть видит. Это улыбка для него. Улыбка-ответ; её вызвал он, человек-зеркало, человек будущего. Люди смотрят в его лицо как в зеркальное стекло, люди видят то, что стараются разглядеть в себе, что мечтают найти, уловить, послушать, почувствовать, задеть, как струну, насладиться обертонами… Кто в такое поверит?! Она верила с детства. Лариса глянула на полки с психологическими томами. Представила вместо них собрания фантастических романов. Дома в шкафах они и стоят. И снова ощутила работу мышц, создающих улыбку. Визитёр молчал. Ждал. Вот кто умеет слушать. Вот кто лучший на свете психолог!
— У физиков, — начала она, — есть теория суперструн, а у психологов есть гипотеза человека-контрапункта. Вы упомянули линии и музыкальные такты. Вы интуитивно заглянули в самую глубину. Линии суть нотный стан. Конечно, сравнение упрощённое…
Гость оживился.
— Когда-то я учился в музыкальной школе, — сказал он. — Припоминается что-то этакое… Вы находите, что люди, с кем я встречался, как будто умещаются между тактами и закрываются чертой, как нотные завитушки на линиях? А я — будто композитор, который пишет и пишет сюиту, всякий раз начиная её заново?
— И так, и не так. Вы не начинаете заново, вы продолжаете. Композитор ли вы? Не знаю. Вполне возможно, что музыкант. Исполнитель. Выдающийся композитор выводит в фуге до шести мелодических линий, виртуозный исполнитель выпевает на инструменте эти голоса, не теряя ни нотки, а человек-контрапункт оперирует пусть не одновременно, но последовательно тысячами контактов, тысячами жизней-величин, которые в совокупности складываются в протяжённый во времени нотный стан с неуловимыми гармоническими законами, само начало берущими в ускользающей переменчивости. Несколько линеек нотного стана превращаются в многомерную сеть! Обыкновенный человек, человек гомофонический, одноголосый, одномелодийный, в стремлении к пути, к переменам ограничен. Судьба такого человека, уплотни её кто-нибудь, уложилась бы в считанные часы жизни многомерной личности — настолько насыщенно протекает, вернее, мчится, несётся, как бурная речная стремнина, жизнь контрапунктиста. Политики, твердящие о стабильности, не полифоничны и недаром избегают всякого намёка на полифонию.
Физическая теория суперструн, — продолжала она, — переходит от точечного восприятия к протяжённому. От точки — к линии. От трёхмерного мира — к многомерному. Далеко не все эту теорию признают. Но за нею стоят и её строят крупные имена. Теория развивается и разветвляется. Не то с контрапунктизмом в психологии. Даже физики любят обзывать своих новаторов сумасшедшими, а психиатры консервативны до замшелости. Прежде чем они допустят за свои заборы что-то новое, пройдут десятилетия, сменятся поколения.
— А ежели допустят, то не признают ли душевной болезнью?
— Увы! Этому есть рациональное объяснение: физики имеют дело с теорией, а психиатры — с реальностью, с пациентами и обществом, которые традиционно противопоставляются друг другу. Ошибка психиатров становится трагедией либо для первой, либо для второй стороны. На то, чтобы отказаться от ошибки, потребуется ещё одно поколение. Чересчур высокая плата за будущее! Нельзя запирать будущее в клетку. Любой психиатр, да и психолог тоже, — специалист по прошлому; привыкнув к копанию в прошлом, он сам превращается в ископаемое.
— Выходит, нежелание специалистов по душе заглянуть в будущее, углубиться в контрапункт надо признать в некотором смысле благом? Благом для многоголосых?
— Я бы сказала: для обеих сторон. Для общества тоже. Возьмём выше: для человечества. Но боюсь, моё мнение никого не интересует.
— Как же так, доктор? Оно интересует меня.
— Боже, — сказала она, — никто ещё не называл меня доктором. Знаете…
Она вдруг замолчала.
— Похоже, — сказал Матвей, — вы чего-то недоговариваете.
— Вы догадываетесь, чего.
— Многоголосых относят к сумасшедшим?
— Раз вы настаиваете на ответе, я скажу. Условно их относят к шизофреникам паранойяльного типа. Условно! Есть также мнение, что это разновидность диссоциативного расстройства личности. Мнение! Ни один врач не вправе ставить диагноз, ибо не дано даже точного определения. Подозрение на болезнь болезнью не считается. Клинические варианты шизофрении, и те не имеют единой классификации, а единичные случаи контрапункта не изучены совершенно. О контрапунктизме не написано ни одной диссертации.
— Стало быть, вы не сдадите меня в дурдом.
— Если бы и хотела, не имею права. Это было бы насилием над личностью. Во-первых, я не психиатр, а психолог. Во-вторых, я уже сказала: контрапунктизм относят к шизофреническим заболеваниям условно. В-третьих, я ничуть не считаю вас больным!
Матвей посмотрел психологу в глаза. Никто и никогда (насколько он помнил) ему не врал. И не пытался. Насмешек над собою он тоже не припоминал. Ежели таковые и были, то в его судьбе-фуге их случалось мало. Будь это иначе, его б давно упекли в дурдом!