Многоточия

Ступни Косика Трепыхалова внезапно упираются во что-то. Косик шевелит руками, ногами: он укрыт одеялом, ногти на его ногах царапают спинку кровати. Над ним потолок, а на потолке знакомая люстра с пятью рожками. Не кухня это, а спальня. С улицы дотягивается до постели рыжий свет фонаря.

Несмело, с каким-то детским страхом поворачивает Трепыхалов голову. Сначала он видит кота Мишку, который вытянулся, утонул посреди кровати в одеяльной ложбине. Потом видит человеческую щёку. Примятые тёмные кудряшки прикрывают женино ухо. Косик помнит это ухо ещё со школы, и потому Ирка кажется ему совсем молоденькой. Жена ровненько сопит. Должно быть, смотрит сны. Денежные. Грезятся ей наволочки, чулки, мешки, чемоданы, сейфы и гаражи денег, и даже целые банковские подвалы, куда едва влезает её состояние, которому мрачно завидуют арабские шейхи, русские олигархи и Билл Гейтс. На европоддонах сложены пачками рубли, фунты стерлингов, форинты, злотые, рупии и другие денежки с изображениями королей, президентов и великих исторических деятелей. Шумят вентиляторами серверы, вырабатывающие без устали циферки биткоинов, ванкоинов и прочих разнообразных коинов, которые посредством финансового круговорота в природе превращаются в евро, доллары, японские йены, турецкие лиры и швейцарские франки. Громоздятся, достигая потолка, штабели золотых слитков с высокими номерами проб. Ирка взбирается по стремянке и берёт сверху слиток. Пробует на зуб. Вдруг свинец? А то вольфрам?

Думая, поддастся ли вольфрам зубу, Трепыхалов продолжает смотреть на жену. Нет, не о вольфраме он думает. Был ли он у психолога? Или Борик явился к нему во сне? А пред тем приснился кошмар с разбогатевшей и сбежавшей Иркой?

Господи, нынче ж первое января! Новый год!

А у них и подарков-то друг для друга нет. Полночь они встретили без шампанского и мандаринов, за чаем и молочной шоколадкой, купленной на мелочь, которую Ирка, пряча лицо, выгребла из своего кошелька.

Трепыхалову очень хочется поцеловать жену, но он боится её разбудить. Он осторожно вылезает из-под одеяла, стараясь не потревожить ни жену, ни кота, встаёт и босиком идёт через залу в кабинет. Вынимает там из шкафа забытую заначку. Купюру. Не тысячедолларовую и даже не стодолларовую, а тысячерублёвую. Возвращаясь через залу, Трепыхалов задерживает взгляд на портрете Билла Гейтса, в прошлом программиста и корпоративного босса, а нынче знаменитого куровода. Из окошка, отражаясь от соседского дома, на портрет богача падает фонарный отсвет. Билл повешен в комнате по настоянию психолога Борика. Трепыхалов вскидывает пальцы с купюрой, дабы перекреститься, одумывается и просто кланяется мистеру Гейтсу. Выпрямившись, шёпотом просит у фотографического лика:

— Пусть Ирка моя не богатеет. Понял, миллиардер заокеанский? Никогда не разбогатеет — никогда не сбежит!

В спальне Трепыхалов кладёт денежку на тумбочку, под пластмассовую ёлочку, на которой вчера забыл зажечь гирлянду. Он включает лампочки и залезает под одеяло.

Трепыхалов усат и бородат: чем не Дед Мороз?

Он согласен называться второсортным, согласен голодать днями и неделями, а кота кормить на взятый в банке срочный кошачий кредит «Вискас плюс». Работать он готов круглые сутки: смешить читателей, огорчать читателей и снова смешить. Психологу Борису Квазимудрову, хоть он и не мошенник, ни за что не понять, в чём тут дело. И Биллу Гейтсу не понять.

Задрёмывая, Трепыхалов думает, что близится уже то благословенное мартовское время, когда солнце начнёт подыматься повыше, дни потеплеют и удлинятся, а непрерывно мыслящий женин мозг переключится на семена, торфяные горшочки и рассаду…

Олег Чувакин, декабрь 2017

Верхний правый уголок

Любимым моим читателям!

Писатель О., месяца два не бравший карандаша, занедужил и попал на больничную койку. Глядя на него, доктора качали умными головами. Больной смотрел на их головы, стриженые, кучерявые, лысые, и худел и таял, как снег в марте.

С грустью он произнёс:

— Я не умру, я исчезну.

И добавил:

— Надо бы с читателями попрощаться.

Сердобольный сосед вложил в слабеющие руки О. телефон. Вглядываясь в расплывавшиеся буковки и промахиваясь пальцами, писатель послал во всемирную сеть сообщение. Сказал своим читателям, которых очень любил, что больше, пожалуй, рассказами их не побалует.

Сей же час он получил столько ответов, что сосчитать их взялись бы разве что астрономы. Передающий ответы аппарат нагрелся, его будто охватили тысячи рук, протянувшихся со всех концов планеты. Энергия заструилась по пальцам писателя, по плечам, разлилась по телу и ногам, хмельною волною ударила в мозг. Человека будто в розетку включили: так он засветился, зарумянился.

О. откинул одеяло, поднялся, попробовал устойчивость одной ноги и второй. Поймал удивлённые взгляды соседей по палате. Прошёлся между койками, дошагал до окна и вернулся обратно.

— Есть хочу, — сказал. — Я голоден, как сто миллионов слонов, как двести миллиардов мамонтов!

— Посиди-ка, — велел ему испугавшийся сосед. — Я мигом!