Множество книг, или Библиотека (Мириобиблион)

[8] Прибывши в Испанию, Серторий повстречал мореходов, которые недавно прибыли с островов в Атлантике. Это два острова, отделенных друг от друга очень узким морским проливом и отстоящих от Африки на десять тысяч стадий; называются они острова Блаженных. Дожди здесь редкие и слабые; ветра обычно приятные и приносят полезную влагу, питая землю и делая её пригодной к производству всего чего хочешь посевом и посадкой, но тем не менее она самопроизвольно даёт отличные плоды и в достаточном изобилии, чтобы прокормиться без труда и без забот счастливому народу, который проводит свою жизнь в самых приятных удовольствиях. Температура времен года, чьи смены обычно умеренные, поддерживает воздух чистый и здоровый. Ветры северные и восточные, которые дуют из наших краев, попав в это огромное море, пройдя необъятное пространство, рассеиваются в этих пределах и теряют всю свою силу, дойдя до этих островов. Ветры с моря, например, западный и южный, иногда приносят несильные дожди, которые орошают землю, но чаще они приносят освежающие пары, которых достаточно для оплодотворения. Все эти преимущества, даже среди варваров, укрепили мнение, что на этих островах находятся прославленные Гомером Елисейские поля, где пребывают души блаженных.

[9] Серторий, которому рассказали об этих чудесах, загорелся самым страстным желанием поселиться на этих островах и жить в мире свободном от тирании и избавленном от всяких войн. Но прибыли киликийцы и затеяли новую войну, разрушив и рассеяв эту страсть.

[10] Серторий был неприступен для удовольствий или страха; бесстрашный в опасности, умеренный в удаче, он превосходил любого полководца своего времени дерзостью, чтобы внезапно напасть на врага и дать бой. Скрыть свои планы от врага, расстроить их замыслы, захватить выгодные позиции, использовать слова для коварства и обольщения, никто не мог сделать это искуснее, чем он. Расточительно щедрый в наградах за добрые дела, он был умерен в наказаниях за проступки; правда, уже в конце жизни жестокое отношение к заложникам, находившимся у него в руках, доказывает, что доброта не была свойственна его натуре, но он вел себя в своих интересах так, как того требовали обстоятельства. На мой взгляд, истинная добродетель, подкрепленная разумом, никогда не сможет переродиться даже при наисильнейших невзгодах; но я не считаю невозможным, что наилучшие натуры с крепкими душами, когда они обременены тягчайшими несчастьями, меняют нравы при переменах удачи. Поэтому, я думаю, так случилось с Серторием, когда удача покинула его: перемены к худшему ожесточили его к предателями.

Деметрий

[2] Деметрий, несмотря на высокий рост, был ниже отца, но он был настолько красив, настолько благороден и величественен духом, что художники и скульпторы никак не могли полностью передать черты его лица; внешность его внушала одновременно и кротость и суровость, доброжелательность и страх; надменность и юношеская пылкость соединялись с героическим видом, с поистине царским величием, которые почти невозможно изобразить. Его манеры представляли тот же самый контраст: они обладали чем-то устрашающим и чем-то приятным.

[11] Подхалимом самым изощрённым был некто Стратокл: он придумывал новшества все более превосходные и все более мудреные. Он распорядился, чтобы афиняне, направленные указом народа к Антигону и Деметрию, назывались бы не как обычно послы, а феоры, имя, которое города Греции давали посланцам, которые в дни праздничных торжеств направлялись к Пифии и в Олимпию для жертвоприношений.

[13] Насмехаясь таким образом над Деметрием, они окончательно развратили правителя, чей дух и так был не слишком здрав.

[22] Афиняне, осажденные Филиппом, перехватив почту Филиппа, с которым они находились в состоянии войны, открыли все письма, но отнестись с уважением к тем, которые Олимпиада писала ему, и вернули обратно не вскрытыми.

[42] Нет более важной обязанности царя, чем правосудие. Марс — тиран, говорит Тимофей; но, по словам Пиндара: «Справедливость есть царь, владыка земли».

[43] До Деметрия, сына Антигона, которого прозвали Полиокрет, не было гребных судов с пятнадцатью и шестнадцатью рядами весел. Только много позднее Птолемей Филопатор построил такое с сорока рядами весел; было оно двести восемьдесят локтей в длину, сорок восемь в высоту до верхней части кормы; экипаж составлял четыреста матросов, гребцов — четыре тысячи, и кроме того, три тысячи бойцов, которые распределялись среди гребцов на мостике. (400 моряков, 4000 гребцов, 3000 солдат, всего 7400). Но оно никогда не было объектом любопытства: почти не отличаясь от прочного здания, оно годилось только для показухи и было бесполезно для войны из-за трудностей и опасностей, что возникали при его движении.

Антоний