Множество жизней Мейзи Дэй

Схватив за футболку, Лили втаскивает меня в ванную и толкает на унитаз. К счастью, крышка его опущена, что делает моё положение не совсем уж унизительным, но я всё равно не понимаю, чем я могла довести свою старшую сестру до такого бешенства. Она мрачно смотрит на меня сверху.

– Да что с тобой? – спрашиваю я, разглаживая ладонями вышитую блестящую звезду на груди – она помялась там, где Лили схватилась за неё. Потом снова поднимаю глаза на сестру. – Ты в порядке?

Лицо у Лили бледное, осунувшееся, под глазами чёрные потёки от размазавшейся туши. Она по-прежнему в папиной футболке с длинными рукавами, и у поп-звезды на ней такие же чёрные круги вокруг глаз, как у панды. Это не считая всклокоченных чёрных волос, похожих на птичье гнездо.

Знаю, говорить такого не стоило, но слова вырываются у меня как-то сами собой:

– Видок у тебя кошмарный.

– Заткнись! – рявкает Лили, и я сжимаюсь на унитазном сиденье, прижав руки к груди, чтобы хоть как-то защититься от ярости сестры. Нет, она точно меня ненавидит, я же вижу. Я смаргиваю слёзы, изо всех сил стараясь не разреветься. Ну почему она так на меня злится?

– Это нечестно. Ты не должна мне говорить, чтобы я заткнулась, – протестую я. – Сегодня мой день рождения. Я всё расскажу маме с папой.

Лили угрюмо усмехается.

– Ты так всегда и делаешь, верно? – издевательски хмыкает она. – Нажалуешься мамочке с папочкой – и ждёшь, что всё пойдёт чисто-гладко, прямо как в твоих дурацких экспериментах. Вот так ты добилась, чтобы они забрали тебя из школы и дали тебе личного учителя, а меня оставили там же, где я была. Так вот, милая моя Мейзи, реальная жизнь не такая, как твои эксперименты. Реальная жизнь – это дерьмо. И это больно. И это, чёрт возьми, несправедливо. – Лили выплёвывает эти ядовитые слова, а я только сильнее вжимаюсь в сиденье унитаза. – Ты даже не представляешь, каково это, Мейзи. Тебе же всё так легко даётся. Сидишь тут себе спокойненько дома, а мне приходится выходить в реальный мир. Это меня Софи критикует каждый раз, что бы я ни надела. Это надо мной всё время нависают мама с папой, даже продохнуть не дают, приставая ко мне с этими проклятыми экзаменами. Это мне испортили всю жизнь. Мне, а не тебе.

Ну вот, опять. Лили всегда говорит только о себе. А как же я? Почему я всё время должна молчать? Мне, между прочим, уже десять лет. Пора Лили немного послушать и меня тоже.

– У тебя хотя бы она есть, эта реальная жизнь! – кричу я в ответ, вынуждая Лили даже чуть-чуть отпрянуть от удивления. – А меня мама с папой никогда никуда не пускают одну. Я торчу тут, в этом доме, целыми днями, а ты всё-таки можешь ходить в школу. Я же не виновата, что у меня хорошо получается с математикой и другими науками. Мне просто нравится, что они помогают мне понять, как устроен мир. Вот только они ничуть не помогают понять, за что ты меня так ненавидишь!

Лили смотрит на меня, потрясённо приоткрыв рот, явно растерявшись от моей внезапной вспышки. Потом медленно качает головой.

– Вовсе я тебя не ненавижу, Мейзи, – тихо говорит она, и в её глазах блестят такие же слёзы, от каких щиплет глаза у меня. – Мне просто жаль, что я так на тебя не похожа.

Теперь моя очередь удивляться.

– А зачем тебе быть похожей на меня? – спрашиваю я, не в силах понять, с чего вдруг Лили говорит такие глупости. – Ты такая популярная… а я ботаник, над которым все смеются. У тебя полно друзей, ты можешь выходить из дома куда хочешь, можешь допоздна не ложиться спать. И ты красивая.

Присев на край ванны, Лили опускает голову и начинает теребить край рукава, натягивая ткань на запястье с такой силой, что она едва не рвётся.

– Никакая я не красивая, – говорит она, уныло встряхивая волосами и оставив наконец рукав в покое. – Я уродина.

Я теряюсь окончательно. Почему Лили так говорит? Какая же она уродина? Она правда очень хорошенькая. Не думая, я касаюсь её руки – просто чтобы Лили поняла, что говорит полную ерунду.

Но, пока я тянусь к ней, мои пальцы задевают край её рукава, и на внутренней стороне её запястья я замечаю странный чёрный знак.

Лили отдёргивает руку, но уже поздно. Я его увидела.

– Это что, татуировка?

По лицу Лили прокатывается цунами эмоций: злость, страх, отвращение, стыд. А потом она медленно кивает.

– Мы договорились, что каждая сделает себе татуировку, – голос Лили дрожит. – Софи, Дэйзи, Лорин и я. Мы потратили целую вечность, выбирая рисунки, и даже подделали удостоверения личности, чтобы прибавить себе возраст. Я пошла первой, а когда вышла, уже с татуировкой, Софи взглянула на неё и сказала, что это выглядит пошло. Поэтому она передумала, и остальным тоже сказала, что делать этого не стоит. И вот теперь я оказалась единственная из них с татуировкой. – Лили опускает взгляд на своё запястье, и её губы кривятся от отвращения. – Это означает «вечность». И теперь мне никогда от неё не отделаться.

Я тоже не могу отвести глаз от татуировки – чернильно-чёрной двойной петли на тонкой бледной коже.

– Это лента Мёбиуса, – говорю я.

– В смысле? – переспрашивает Лили, хмуро сдвигая брови. – Что ещё за лента Мёбиуса?