Множество жизней Мейзи Дэй

Этот звук начинается с гулкого «б» и растягивается до бесконечности. Он такой оглушительный, что я мгновенно забываю обо всем остальном. Кажется, что он исходит со всех сторон сразу и во всех направлениях, внутрь и наружу. Ослепительно-яркий белый свет окружает меня, как целая галактика новорождённых звёзд. А потом приходит боль.

Каждая мышца сжимается судорогой, всё моё тело скрючивается в агонии, каждый сосуд заполняется обжигающим огнём. Мозг словно заходится в отчаянном крике, захлёбываясь от импульсов, которые посылают ему все болевые рецепторы сразу. Я чувствую запах горелого и не сразу понимаю, что горит. А это горю я.

Как в замедленной съёмке, я валюсь на землю, продолжая глядеть в небо.

В человеческом теле есть три важнейшие составные части, которые поддерживают в нём жизнь. Это сердце – оно как насос качает кровь и гонит её по телу; кровеносные сосуды – артерии, вены и капилляры: по ним кровь достигает каждой клетки; и сама кровь – она доставляет в эти клетки необходимые для жизни кислород и питательные вещества. Всё вместе это образует нашу кровеносную систему, протяжённость которой составляет около сотни тысяч километров. И сейчас каждый миллиметр этой многокилометровой сети в моём теле заполнен живым огнём, и эта боль нестерпима.

Своими раскалёнными добела глазами я вижу взмывающий в небо красный шарик. Должно быть, удерживающая его верёвочка в моей руке тоже сгорела. Но сейчас это уже не важно.

Моё тело замирает, цепенеет в этой ловушке, в пузыре сплошной боли. Мгновенное «сейчас» длится целую вечность.

Между нулём и единицей вмещается беспредельное множество чисел: 0.1, 0.01, 0.101… Числа неисчерпаемы, после точки десятичной дроби они тянутся и тянутся бесконечно.

Воздушный шарик в голубой вышине становится всё меньше, меньше и истаивает до крохотной красной капельки.

Мои веки вздрагивают – кажется, это единственная часть моего тела, ещё способная двигаться. Боль медленно угасает, оставляя после себя пронзительный холод.

Я смаргиваю и начинаю считать до бесконечности.

А потом приходит темнота.

15

– Значит, я умерла?

По-прежнему сидя за столом, Лили поднимает на меня взрослые глаза, которые столько всего видели, и кивает. Слёзы так и бегут по её лицу.

– Когда ты не вернулась домой, мы все пошли тебя искать – мама, папа и я. Мы пошли обратно через мост к магазину и всё время звали тебя по имени. И это я увидела, как ты лежишь возле железнодорожных путей. – Лицо Лили сводит от боли, когда она переживает всё это заново. – Видимо, твой воздушный шарик задел за электрический провод. «Скорая» приехала быстро, но они уже ничего не могли сделать. Медики сказали, что ты умерла мгновенно.

Я вспоминаю окруживший меня белый свет. Электрический разряд в двадцать пять тысяч вольт, мгновенно пронзивший моё тело. Мгновение, которое длилось вечность.

Лили трясёт головой, прядь седых волос падает ей на заплаканное лицо:

– Зачем, ну зачем ты пошла через пути, Мейзи?!

Я тоже начинаю плакать. Как я могла сделать такую глупость?! Собственный ответ звучит для меня невыносимо, когда я заставляю себя выдавить его вслух:

– Я просто хотела обогнать тебя. Первой вернуться домой.

Плечи Лили вздрагивают – её тело сотрясает новый всхлип.

Я вспоминаю, как тем утром, в день моего рождения, Лили вот так же всхлипывала, сидя на краю ванны и глядя на татуировку на своём запястье. Конечно, сейчас она выглядит совсем взрослой, но я снова вижу на её месте девочку-подростка. Мою сестру. Только на этот раз я не знаю, что сказать, чтобы утешить её. Чтобы она перестала плакать. Я и сама не могу удержаться от слёз.

– Лили…

– Мама с папой считали, что в несчастье с тобой виновата я, – всхлипнула она. – Они говорили, что я ни в коем случае не должна была оставлять тебя одну.

Лили ни в чём не была виновата, но теперь я могла думать только о маме с папой.

– А где они сейчас? – спрашиваю я, с трудом выговаривая слова.

– Папа умер в прошлом году, – отвечает Лили. Я слышу, как дрожит её голос. – Ему было всего шестьдесят два, но рак опять вернулся. Тогда я и переехала к маме. Она тяжело это перенесла, ты знаешь. Мне кажется, она стала забываться и путаться. Совсем как когда-то бабушка Пегг… – Голос Лили стихает. Она сидит, обхватив голову руками.

Я стою, совершенно оцепенев.

В компьютерном чипе информацию можно хранить в виде нуля или единицы – «включено/выключено», «да/нет». Но в моей голове сейчас все до единого переключатели вопят одно-единственное слово: НЕТ!

Я не в силах говорить, не в силах даже до конца осознать то, что сказала мне Лили.

Лили поднимает голову, видит моё потрясённое лицо и тянет ко мне руку. На внутренней стороне её запястья я вижу татуировку – ленту Мёбиуса. Её края чуть расплылись от времени, чернила потускнели.

– Мне так жаль, Мейзи, – говорит она, поднимаясь на ноги. – Всё должно было быть совсем не так.

Над её головой, через стекло мансардного окна, я вижу сияющее в голубом небе солнце. Но в нём больше нет тепла. Это только картинка, скрывающая трещину, сквозь которую сочится темнота.

– А это что такое? – всхлипнув, спрашиваю я.