Множество жизней Мейзи Дэй

– Праздничный шарик для именинницы, – говорит она, передавая мне верёвочку.

Судя по ощущениям, щёки у меня сейчас такие же красные, как и этот шарик. Мало мне мамы с папой, которые одарили меня детским значком, так теперь ещё миссис Кумар вручает мне игрушку для младенцев. На мгновение мне очень хочется сказать «спасибо, не надо», но потом я соображаю, что гелий из этого шарика может пригодиться для кое-каких экспериментов. Ладно, по крайней мере он не розовый.

– Спасибо, миссис Кумар, – благодарю я, наматывая конец верёвочки на руку. – А можно, я возьму ещё золотой? – нахально прошу я. У меня уже зреет идея, какое применение я сумею найти сразу двум шарикам.

– Конечно, Мейзи, – добродушно кивает миссис Кумар. – Возьми его сама, хорошо?

Точно так же я наматываю на пальцы вторую верёвочку. Лили только смотрит на меня и улыбается:

– Ладно, именинница, пойдём уже.

Мы шагаем обратно по улице. Красный и золотой шарики трепыхаются за моей спиной. Поначалу я немного опасаюсь, что нам снова попадутся те двое парней. Но, когда я выглядываю из-за угла аптеки, их велосипедов и след простыл. Я с облегчением вздыхаю, косясь на Лили.

Её гладкая кожа золотится под солнцем, длинные тёмные волосы развеваются на ветру. Сейчас она кажется мне совсем взрослой.

– Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? – спрашиваю я сестру.

Лили удивлённо смаргивает.

– Не знаю, – пожимает она плечами. – Может, буду работать в модной индустрии или где-нибудь в этой области. А ты?

На свете столько всего, чем мне хотелось бы заниматься. Например, было бы здорово работать на Большом адронном коллайдере и открывать новые элементарные частицы. Или, скажем, доказать гипотезу Римана – самую сложную математическую задачу современности – и выиграть миллион фунтов. Я даже могла бы основать собственную компанию по разработке искусственного интеллекта. Но Лили наверняка решит, что эти мои мечты лишь доказывают, что я не такая, как все нормальные девочки.

– Может, стану дизайнером видеоигр, как папа, – говорю я наконец. – Или выиграю золотую медаль за стометровку на Олимпийских играх.

Мы с Лили часто бегали наперегонки на нашем заднем дворе. Она, конечно, ни разу не дала мне победить, но я рассчитываю, что сейчас, когда мне исполнилось десять, смогу её обогнать.

– Ну, разве что серебряную, – ухмыляется Лили. – Потому что золотая уж точно достанется мне. – Она обматывает ручки пакета с покупками вокруг запястья и обхватывает его покрепче. – Бежим до дома. Кто первый добежит до беседки – тот и выиграет Олимпиаду. На старт, внимание, МАРШ!

Лили срывается с места, не дав мне опомниться. Я протестующе взвизгиваю и пускаюсь вдогонку. Воздушные шарики мечутся в потоке воздуха за моей спиной. Но Лили уже далеко впереди – ноги у неё гораздо длиннее моих. Я ещё только разгоняюсь, а она уже почти добежала до конца моста.

– Увидимся позже, копуша! – бросает она через плечо.

Я возмущённо мотаю головой, но Лили уже скрывается за углом.

Так нечестно! На этот раз должна была победить я!

13

Я толкаю дверь, распахивая её.

И вижу перед собой комнату Лили – такую, какой она и должна быть. Вот от потолка наклонно расходятся бледно-жёлтые стены, заставленные понизу книжными полками и ящиками со всякой всячиной. Вот кровать Лили, застеленная покрывалом пастельных оттенков, над ней – постер с Эйфелевой башней.

За столом Лили, прямо под мансардным окном в крыше, сидит какая-то женщина. Я не вижу её лица, вижу только подстриженные тёмные волосы. На мгновение мне кажется, что это мама, но тут женщина поворачивается, и я с изумлением понимаю, что это Лили.

В её чёлке атласной серебристой ленточкой блестит седая прядь. Взгляд Лили натыкается на меня, она округляет глаза, и морщины на её лице становятся ещё заметнее. Сейчас она выглядит даже старше, чем мама.

У меня мелькает мысль, что это какой-то специальный грим под маскарадный костюм, хотя Лили одета как обычно – в джинсы и чёрную блузку.

– Лили? – окликаю я сестру, так и не поняв, почему она так выглядит. – Это правда ты?

– Прости, – отвечает Лили. – Я даже не была уверена, что ты узнаешь меня в таком виде. – Она смущённым жестом подносит руки к лицу, и я замечаю на внутренней стороне её запястья татуировку – чёрную петлю ленты Мёбиуса. – Наверное, я выгляжу очень старой.

– Я не понимаю, – признаюсь я, глядя на неё в полнейшем, никогда ещё не испытанном замешательстве. – Что с тобой случилось?

В уголке глаза Лили набухла слеза. Я смотрю, как она скатывается по её щеке.

– Жизнь, – отвечает она, стирая слезинку тыльной стороной ладони. – Со мной случилась жизнь.

Я всё равно не понимаю, что Лили имеет в виду. Ей ведь всего пятнадцать лет. Вся жизнь у неё ещё впереди – как и у меня.

Должно быть, это какая-то оптическая иллюзия. Вроде той картинки с изображением старухи: если достаточно долго на неё смотреть, вместо старухи проступает образ молодой девушки. Значит, мне нужно просто подольше не отводить глаз от Лили, и тогда она снова станет выглядеть так, как ей и положено.