— Спаси меня бог, и да сгинет подлый дьявол! — вскричал Кляп и, пригнувшись, забегал вокруг Ахава, по-собачьи принюхиваясь. — Ну и кровь у этого человека! скорей принесите градусник; да она на точке кипения! а пульс такой, что доски трясутся!.. сэр!.. — И, выхватив из кармана ланцет, он потянулся к руке Ахава.
— Прочь! — взревел Ахав, отшвырнув его к борту. — Гребцы, по местам! Каким курсом он шел?
— Боже милостивый! — воскликнул английский капитан, к которому был обращен последний вопрос. — Что же это? Он шел на восток, мне кажется. — И шепотом Федалле: — Что ваш капитан, он помешанный?
Но Федалла, приложив палец к губам, скользнул за борт, чтобы сесть в лодке за рулевое весло, в то время как Ахав, притянув к себе огромный блок, отдал приказание чужим матросам приготовиться к спуску талей.
В следующее мгновение он уже стоял на корме своего вельбота, и матросы-манильцы взмахнули веслами. Напрасно окликал его английский капитан. Повернувшись спиной к чужому судну, а лицом, застывшим, точно гранит, к своему собственному, Ахав неподвижно стоял на корме, пока не поравнялся с «Пекодом».
Глава CI
Графин
Прежде чем скроется из виду английский корабль, следует рассказать здесь, что шел он из Лондона и что он был назван в честь покойного Сэмюэля Эндерби, лондонского купца, основателя китопромышленного дома «Эндерби и сыновья» — торгового дома, который, по моему скромному китобойскому мнению, мало в чем уступает объединенному королевскому дому Тюдоров и Бурбонов, с точки зрения их исторической роли. В течение какого времени, предшествовавшего лету господню 1775-му, существовал упомянутый торговый дом — на этот вопрос многочисленные рыбные документы, которыми я располагаю, не дают ясного ответа; но в том самом году (1775) он снарядил первые в Англии суда, предназначенные для планомерного промысла на кашалотов; хотя еще лет за сорок — пятьдесят до этого (начиная с 1726 года) наши храбрецы Коффины и Мэйси из Нантакета и Вайньярда большими флотилиями охотились на этих левиафанов, правда, только в Северной и Южной Атлантике и нигде больше.
Да будет здесь членораздельно сказано, что рыбаки из Нантакета первыми среди людей начали охоту на спермацетового кита с помощью цивилизованного стального гарпуна и что в течение целого полустолетия они оставались единственными на всем земном шаре, кто охотился на него таким способом.
В 1778 году красавица «Амелия», снаряженная специально для этой цели на средства предприимчивых Эндерби, отважно обогнула мыс Горн и первая среди наций спустила вельбот в водах великого Южного моря. Плавание было умелое и удачное; и когда «Амелия» вернулась восвояси с полными трюмами драгоценного спермацета, ее примеру вскоре последовали и другие суда, как английские, так и американские; отныне ворота к обширным промысловым областям Тихого океана были широко открыты. Но неутомимые дельцы не успокоились на этом добром деле. Сэмюэль и все его сыновья — а сколько их было, о том ведает только их мать, — и под их непосредственным руководством и частично, я полагаю, за их счет, британские власти послали в промысловое плавание по Южным морям военный шлюп «Шумный». Под командованием некоего флотского капитана первого ранга «Шумный» наделал много шуму и принес кое-какую пользу, но какую именно, остается неясным. Однако и это еще не все. В 1819 году все тот же торговый дом снарядил собственное поисковое китобойное судно и отправил его в пробное плавание к далеким берегам Японии. Это судно — удачно названное «Сиреной» — проделало превосходное опытное плавание: с тех пор приобрела широкую известность великая Японская промысловая область. Командовал «Сиреной» в этом плавании некий капитан Коффин из Нантакета.
Честь и слава поэтому всем Эндерби, чей торговый дом, я полагаю, существует и по сей день; хотя основатель его Сэмюэль, несомненно, давно уже отправился в плавание по Южным морям того света.