Моби Дик. Подлинная история Белого кита, рассказанная им самим

В книге Ионы есть и угроза кораблекрушения, и кит, выглядящий довольно страшно, хотя и выступающий в роли спасителя. То, что кит, как и буря, послан Богом, связывает его с левиафаном Книги Иова. В ней левиафан предстает высшей демонстрацией мощи Иеговы. Сокрушенному горем праведнику Иову голос Бога из бури говорит о чудовищном величии левиафана, рядом с которым человек – слабое маленькое существо. Психолог Карл Густав Юнг посчитал Иегову в этой книге попросту «аморальным» («Ответ Иову») и приписал нравственную победу в споре с Ним Иову. Но все, вероятно, сложнее. Во-первых, Творец приходит и отвечает именно слабому страдающему маленькому Иову, а не громадному левиафану. То есть происходит невероятное: Иов сумел вызвать Творца на суд! Во-вторых, услышав голос из бури, Иов говорит Богу: раньше я слышал о Тебе, а теперь увидел Тебя. Однако здесь непонятно, что́ увидел Иов, если Бог был только голосом. Эта сцена следует за описанием мифического животного. Таким образом получается, что в образе левиафана Иов «видит» подобие самого Бога. Юнг, впрочем, отмечает териоморфный (подобный животному) облик Иеговы, современный созданию «Иова». Можно предположить, что в сознании иудеев той древней эпохи проявление Невидимого еще не лишилось животных черт. Хотя, с другой стороны, «аморальный» и подобный животному бог, конечно, не стал бы открыто судиться с человеком, не ответил бы ему даже словами о своем бесконечном величии – тем более не признал бы его невиновным.

У Мелвилла Ахав-богоборец преследует, как видно, не просто кита. Он враждует с высшим проявлением сверхчеловеческого могущества, природного или божественного. Моби Дик – и кит, и левиафан – топит его корабль. Состязаться с этим могуществом нечестивый Ахав не может. Он может только бросить вызов. Мелвилл не настаивает на героизме своего трагического персонажа, скорее властный и жестокий Ахав сам уподобляется своему противнику, «чудовищу левиафану», белому киту. Но следует напомнить, что праведный страдалец Иов оправдан Богом, а у Мелвилла, наоборот, окрас кашалота может указывать на библейское значение белого цвета: он символизирует оправданность и невинность Моби Дика.

Именно таким предстает великий белый кит острова Моча в книге Луиса Сепульведы, реконструирующего события, которые могли привести к нападению кашалотов на «Эссекс» и другие китобойные суда.

Александр Мурашов

И киты выходили

подкарауливать Бога среди

танцующих полос воды.

Омеро Аридхис. Глаз кита

Глаз кита издалека запечатлевает то, что видит у людей. Он хранит тайны, которых мы не должны знать.

Плиний Старший. Естественная история

Древний язык моря

В одно утро 2014 года, когда в Южном полушарии было лето, неподалеку от Пуэрто-Монт, в Чили, на галечном пляже появился кит-кашалот длиной в пятнадцать метров. Он был странного пепельного цвета. Он не двигался.

Одни рыбаки говорили о том, что, возможно, он потерял ориентацию в пространстве, другие – что он, вероятно, отравился всем этим мусором, плавающим в море, и глубокое скорбное молчание стало погребальным приношением от всех нас, окружавших огромное морское животное под серым небом Южного полушария.

Кашалот, покачиваемый мелкими волнами отлива, пролежал едва ли два часа, когда к берегу приблизился корабль и бросил якорь на небольшом расстоянии. С корабля в воду спрыгнули люди, вооруженные толстыми крюками, которыми они зацепили хвост животного. Вскоре корабль медленно развернулся носом на юг, волоча за собой безжизненное тело морского гиганта.

– Что будет с китом? – спросил я рыбака, который, держа шапку в руках, смотрел, как удаляется корабль.

– Хотят почтить его. Когда выйдут в открытое море, вскроют тело и выпотрошат, чтобы не держалось на поверхности, потом дадут ему утонуть в холодной океанской глубине, – низким голосом ответил рыбак.

Скоро корабль и кит затерялись меж смутными очертаниями островов. Люди стали расходиться, но один мальчик остался, пристально глядя в море. Его темные глаза тщательно изучали горизонт, две слезы скатились по его лицу.

– У меня тоже печально на душе. Ты местный? – обратился я к нему в знак приветствия.

Мальчик уселся на гальку, прежде чем ответить, и я последовал его примеру.

– Конечно. Я лафкенче. Знаешь, что это значит? – спросил он.

– «Люди моря», – ответил я.

– Почему ты грустишь? – захотел он узнать.

– Из-за кита. Что с ним такое стряслось?

– Для тебя это просто мертвый кит, а для меня гораздо больше. Твоя печаль – не то, что моя.

Мы провели какое-то время молча, слушая размеренный шум волн, набегавших и спадавших, а потом он протянул мне что-то, что было по размеру больше его ладони.

Раковину одного очень ценного морского моллюска, твердую, как камень, морщинистую снаружи и жемчужно-белую изнутри.

– Приложи ее к уху, и кит будет говорить с тобой, – сказал лафкенче и ушел.