Когда я прибыл в широкий пролив, отделяющий остров Моча от берега, спокойные дни стали протекать с медлительностью приливов и отливов. Мне хватало пищи, потому что течения приносили кальмаров и осьминогов, покинувших свои убежища на морском дне. Когда выходило солнце, я наполовину поднимался из воды и так передвигался, поглядывая одним глазом на берег, на котором лафкенче во время отлива собирали моллюсков – мидий и петушков, отделяли других моллюсков, морское блюдце, от скал или шли к невысоким каменным оградам неподалеку от берега и доставали из оставшихся между этими оградами суматошных рыб.
А другим глазом я смотрел на остров, с его густой зеленью и высокими деревьями. Его окутывало глубокое молчание, густое, как туман, едва нарушаемое выкриками морских птиц. Только тюлени иногда отдыхали на галечном пляже и резвились, уверенные, что люди не помешают им.
По ночам я искал четырех старых самок и, поскольку не находил их, стал думать, что, может быть, старый кашалот ошибся и у меня нет никаких причин оставаться здесь. Но однажды ночью во время прилива я услышал сетования и печальные голоса лафкенче и увидел, что толпа несет тело мертвеца на берег.
Его положили лицом к небу, с раскинутыми руками, в каждую из которых вложили пять камней, отражавших свет Луны и звезд.
– Тремпулькаве! – прокричали люди в сторону близкого темного леса и удалились. Когда последний из них скрылся в своем доме, из чащи показались четыре старухи. Усталыми шагами, свойственными их возрасту, они вышли на пляж, голые, прикрытые распущенными длинными седыми волосами. Достигнув лежавшего тела, они с бормотанием выхватили камни из рук мертвеца. Одна из них стремительно вошла в воду, погрузилась – и через несколько мгновений кит, небольшой, похожий на гринду, с темной кожей, вынырнул и подплыл к берегу, и три оставшиеся старухи водрузили ему на спину мертвое тело.
Потом они тоже бросились в море, и четыре кита, держась на поверхности, направились к острову, ударяя хвостами по воде и разбивая отражение Луны.
Их тела казались древними, как само время. Ни единого местечка на них не осталось свободным от паразитов, от морских блюдец, раков, морских звезд, поллиципесов и других моллюсков всех размеров и цветов, и блестящих камешков, которыми лафкенче оплачивали перемещение мертвецов на остров.
Когда их миссия была окончена, четыре старые китовые самки вернулись на берег и, едва коснувшись его, уменьшились. Их горбатые спины стали согбенными плечами, мощные хвосты – тощими и слабыми ногами. Покрываясь длинными седыми космами, они медленными шагами направились к сумрачному лесу и исчезли в его тьме.
Много раз я видел с тех пор странствие старых самок с мертвыми телами на остров. Но видел и то, что число лафкенче оставалось немалым, они рожали детей, которые росли долго, окруженные радостью, и по этому я мог судить, что мне придется еще много времени провести в ожидании того, что последний из их рода приготовится к великому путешествию.
Сменялись времена года, так же как дни бури и штиля. Когда начинало смеркаться, я проплывал по проливу между островом и землей от одного конца до другого в настороженном одиночестве или сопровождал четырех самок в их погребальном плавании.
Они приветствовали меня фырканьем, выражавшим благодарность, когда поднимались, чтобы выдохнуть воздух из легких.
С приближением зари, когда единственный обитатель неба – звезда, называемая денницей, я удалялся от пролива в открытое море. Там, утомленный ночным бдением, я наполнял легкие, вытягивал тело и замирал, пока не принимал вертикального положения, так что моя могучая голова почти касалась поверхности.
И засыпал.
И видел сны.
Мне снилось то место, куда все мы, киты, отправимся под предводительством лафкенче. В убежище солнца море всегда прозрачное и тихое, стаи кальмаров неистощимы, сильные волны не мешают при спаривании, и, избавленные от всех угроз, кашалот и финвал покажут великолепие своих тел малому полосатику, самому маленькому из китов. Море там будет изобильно мелкими животными, на счастье голубому киту, горбачу и всем усатым китам, которые откроют рты, чтобы вода стекала в них – потом они вытолкнут ее через усы, и она оставит им в глотке вкусную для них еду – планктон. Дельфины с серебристыми спинами и нарвалы с длинным бивнем будут оспаривать без ссор друг у друга плоских рыб, покрытых песком на морском дне.
Иногда, в оцепенении сна, я чувствовал близость кораблей, но сохранял вертикальное положение, и лишь конечная часть моей головы поднималась на поверхность, как скала. Так я мог слышать голоса людей, сам не показываясь им на глаза.
Слушая их в покое и тишине, я узнал тогда, что много судов плавает для того, чтобы охотиться на нас, и им нужно не только масло для ламп, но и оберегающий наши тела жир, и еще нечто драгоценное, называющееся серой амброй, с помощью которой воде передают ароматы цветов и трав. Люди смазывали такой водой тело, чтобы скрыть собственные настоящие запахи.