Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

Приступая к подготовке «действенного оправдания» – средства для влияния на международное мнение, когда «жестокая судьба города» сделается очевидной, Геббельс очень обрадовался твердому намерению Советского Союза оборонять Ленинград до «последнего человека». К середине сентября, однако, в немецком Верховном главнокомандовании возникло беспокойство из-за опасности распространения эпидемий из города на позиции осаждающих и относительно психологического напряжения немецких пехотинцев, которым, возможно, придется «стрелять в пытающихся выбраться из города женщин и детей». Для предотвращения последнего фельдмаршал Риттер фон Лееб, командующий группой армий «Север», приказал артиллеристам бить по любым гражданским лицам, которые попробуют прорваться из города, пока те находятся далеко от немецких пехотинцев на линии фронта[392].

В течение недели после 21 сентября решение высшего командования по Ленинграду получило окончательное одобрение: «Разрушить до основания. Если при этом возникнет ситуация, когда последует предложение о капитуляции, его надлежит отклонить. В этой войне мы не заинтересованы в сохранении даже части населения этого большого города». Основываясь на такой беспощадной установке, Главное управление имперской безопасности принялось разрабатывать свой «Генеральный план Ост», по которому будущий регион «Ингерманландии» на советском побережье Балтийского моря предполагалось оставить лишь ограниченно обитаемым, причем немецкими и финскими колонистами в сельскохозяйственных районах, всего же численность населения предстояло сократить с 3,2 миллиона до 200 000 человек. Те самые 3 миллиона «лишних людей» в послевоенном будущем приходились как раз на ленинградцев. Изначальные авторы «Плана голода» Герберт Бакке и его коллега Ганс-Иоахим Рикке готовили к публикации свои соображения, чтобы немецкая квалифицированная элита сумела свыкнуться с ними, когда придет время[393].

К концу сентября 1941 г. иждивенцы в городе получали 250 граммов хлеба в сутки. Люфтваффе бомбило Ленинград двадцать три раза, а артиллеристы выпустили в ходе дневных обстрелов 5000 снарядов, при этом расчеты орудий начали шутить в том духе, что они «подкармливают город», помогая снижать количество ртов среди гражданских лиц. К середине ноября в боевом журнале группы армий «Север» отмечался первый успешный случай у артиллерии в деле пресечения попыток приближения гражданских лиц к немецким расположениям; однако генералы по-прежнему беспокоились, как бы «ложная» жалость не взяла верх в чувствах личного состава. Командиры впервые начали задаваться вопросом относительно последствий войны геноцида для их собственных солдат. Если те привыкнут запросто расстреливать безоружное мирное население, не приведет ли эта практика к «потере внутреннего равновесия»? Что, если военнослужащие «перестанут бояться совершать подобные действия после войны»? Где будет предел озверению, спрашивали они[394].

Еще до завершения окружения войск Красной армии на Украине и полного обложения Ленинграда кольцом осады Гальдер, Браухич и Гитлер вновь вернулись к теме Москвы. Сами удивленные легкостью победы на Украине, они не могли даже представить себе, что у Красной армии оставались сколько-нибудь значимые по численности резервы. Гальдер, как и Гитлер, надеялся на способность группы армий «Юг» до зимы достигнуть Сталинграда и нефтяных месторождений Майкопа, а группы армий «Центр» – дойти до Москвы даже при снижении поддержки с воздуха и с меньшим количеством танковых армий. Как и Ленинград, столицу СССР предполагалось окружить и отрезать от внешнего мира. В какой-то момент Гитлер вообразил, что Москва просто исчезнет, затопленная всеочищающими водными потоками[395].