Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

Декабрь 1941 г. застал Гельмута Паулюса в окопах на линии фронта группы армий «Юг» за обеспечением прикрытия берега реки Миус. Когда сгустилась ночь сочельника, молодой человек с товарищами зажгли присланные теткой свечи на маленькой елочке, украшенной игрушками от мамы. Один из солдат играл рождественские мелодии на губной гармошке. Несмотря на огромное разочарование из-за отсутствия обещанной замены и шанса оставить передовую хоть 23 декабря, солдаты радовались сочельнику. А тут еще прибыла почта с лавиной писем и посылок. Гельмут получил «множество бандеролей из дома с печеньем, джемом, бренди, лимонами, блокнотом Ирмгард [сестры], новой авторучкой, гусиным салом». Новое самопишущее перо пришлось особенно кстати, поскольку как раз два дня назад старое лопнуло от замерзших на морозе чернил. Вдобавок ко всему Гельмута завалили передачами от друзей, родственников и пастора из Пфорцхайма, не считая особых военных пайков – «массы выпечки, шоколада и спиртного». Второе его Рождество на войне нравилось Гельмуту больше, чем предыдущее, проведенное в городе Сент-Обен во Франции, где вынужденное безделье сделало разлуку с семьей особенно тяжкой. Хотя солдатам приходилось каждые три часа менять часовых и все время ждать, как бы «безбожные большевики» не испортили праздник, ночь прошла спокойно. В День рождественских даров они в составе последнего арьергарда в конце концов отступили за реку Миус, на наполовину законченный рубеж обороны около города Красный Луч, где им и предстояло провести следующие несколько месяцев[462].

В то время как Гельмут находился в рядах прикрывавших отступление к Миусской линии, дома его близкие праздновали Рождество традиционным визитом к Преллерам, где играли в модель железной дороги. На протяжении осени и зимы, пока Гельмут углублял траншеи с помощью гранат, отец его нанял рабочих и пристроил гараж к дому в Пфорцхайме. Доктор Паулюс подумывал ранней весной обзавестись автомобилем и даже начал брать уроки вождения, однако ограничения по объему двигателей из-за лимитов потребления бензина не позволили врачу развернуться, вынудив ограничиться безумно дорогой, маленькой и старой «Ганзой». Вовсе не унывая по поводу экстравагантной покупки отца, Гельмут уговаривал его бросить терзаться: семейный врач нуждался в автомобиле для визитов к пациентам, для чего на протяжении зимы использовал мопед, рискуя собственным здоровьем[463].

Гигантская разница условий жизни на фронте и дома не подтачивала и не нарушала эмоциональных связей между ними. Даже напротив, дом со всей его роскошью и пустяковыми проблемами делал фронтовой быт не таким уж тягостным. Мать Гельмута бо́льшую часть зимы вынужденно обходилась без прислуги. Когда стало совсем невмоготу, она написала сыну: «И вот думаю о тебе в России и о том, как многое человек может вынести, когда надо, и думаю, как мне вольготно в нашем милом, теплом доме». После того как ее племянник Рейнхард провалился под лед, катаясь на коньках, она размышляла о том, как часто Гельмуту и его товарищам случается «промокнуть насквозь, когда негде обогреться и высушиться!». Рассказанные в письмах к Гельмуту истории об этом происшествии и о том, во что превратили Рейнхард с младшим сыном, Рудольфом, химическую лабораторию, обустроенную Гельмутом в верхней кухне, служили куда более прочным связующим звеном с родным очагом и домом, чем все громогласные патриотические призывы. Гельмуту Паулюсу не приходилось объяснять, за что он воюет[464].

За неделю до перехода Красной армии в контратаку, 29 ноября 1941 г., рейхсминистр вооружения и боеприпасов Фриц Тодт отправился на встречу с Гитлером с докладом о том, что «эту войну более невозможно выиграть военными средствами». Для подобных заявлений требовалось мужество, но говорить приходилось. Как министр по вооружениям, Тодт лучше других знал состояние материальной части немецкой военной машины. Он разве что в лепешку не разбивался в стремлении придать новое ускорение производству оружия, но, взвесив немецкие ресурсы и возможности индустрии, пришел к заключению о неспособности Германии выдержать продолжительную войну на истощение против Советского Союза. Другие высокопоставленные чиновники, такие как Фридрих Фромм, глава Управления вооружения сухопутных войск и начальник подготовки, доводили те же самые идеи до сведения Франца Гальдера.