Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

«По вопросу отечества, как мне думается, тот факт, что многие стремятся на фронт, проистекает от наглости и совершенного непонимания того, что есть фронт. Тем не менее известный патриотизм налицо. Как еще объяснить образцовые деяния когорт 1927 и 1928 годов, да и других, кто постарше?»

Он признавал: «Есть такие, кто вовсе не рвется туда, – но тут же спешил заверить отца: – У меня нет подобных колебаний. Однако это на самом деле стоило мне немалых усилий… под водительством Божьим! Чего еще нам желать для нас самих? И нашего отечества под водительством Божьим? Твой Карл Христоф»[1073].

К тому времени Август Тёппервин наконец-то перестал доверять фюреру и его пророчествам. Когда 15 апреля американцы подступили к Золингену, он уже не питал иллюзий: «Теперь можно сражаться лишь за поражение с честью!» Поздравляя Карла Христофа с днем рождения, он отправил сыну стихотворение Йозефа фон Эйхендорфа «Солдат»:

Сырой землей забит наш рот,
Безлики лица.
Заря вечерняя встает,
В огнях столица.
От золоченых куполов
Несется пенье.
Мы на врата небес идем
Вновь в наступленье[1074]

.

Слова помогали Августу Тёппервину кое-как мириться с тем фактом, что его сыну вот-вот предстоит подлинная опасность оказаться в кошмаре сражения без шанса на победу[1075].

Когда на исходе марта американцы подходили к Пфорцхайму, Эрнст Арнольд и Эрна Паулюс всё лили слезы по пропавшему без вести еще в ноябре 1943 г. Гельмуту. Как признавалась Эрна, «даже думать о Гельмуте страшно». Его жертва стала казаться им бессмысленной, ибо она и муж в конце концов осознали очевидное: война окончательно и бесповоротно проиграна. «Мы хотим только спокойно сидеть здесь и ожидать того, что уготовила нам судьба, и не терять надежды, что однажды мы соберемся все вместе, а наш милый дом останется цел», – писала она дочерям, продолжавшим работать в главной медсанчасти в Хайльбронне. Известий от них не поступало, а по радио то и дело сообщали о бомбежках города[1076].

Подразделение фольксштурма Юргена Хайтманна проходило подготовку севернее Фульды, когда прямо по их лагерю открыли огонь американские танки. Семьдесят мальчишек попросту сбежали, но имевшееся оружие не бросили и в середине второй половины следующего дня добрались до лагеря Имперской службы труда. Там их накормили и даже угостили сладостями, но местные жители посоветовали торопиться, поскольку американские танки уже подошли к селу. Рота Юргена разделилась на малые отряды в расчете незаметно пробраться через леса в Тюрингию. По дороге попадались следы форсированного марша узников концентрационных лагерей – судя по валявшимся в канавах телам, эсэсовцы пристреливали отставших от колонны. Когда подростки нагнали ее, Юрген сам сделался свидетелем убийства. Маленький отряд на протяжении десяти суток шел в Тюрингию, перехватывая провизию у попадавшихся по пути частей вермахта, ночуя на хуторах, на полу в школьных зданиях и в лесу. Наконец они услышали рокот американских грузовиков на ближайшем шоссе и поняли, что опоздали. В то время как майор с Рыцарским крестом на груди расставлял другие отряды для последнего боя, их командир утром 16 апреля приказал своим бойцам спрятать оружие и форму в лесу и, освободив мальчишек от обязательства несения службы, велел отправляться по домам[1077].

В середине апреля две трети группы армий «Б» уже не имели боеприпасов для противодействия. Части таяли по мере того, как их личный состав растворялся в лесах и городах Рура. 15 апреля земляки Августа Тёппервина в Золингене принялись разбирать противотанковые заграждения; на следующий день почти все солдаты в городе обзавелись гражданской одеждой. Даже главнокомандующий переоделся в неуклюже сидящий костюм и спортивную фуражку. 17 апреля, в день падения Золингена, он приказал войскам «исчезнуть». Кое-кому это удалось, однако 317 000 человек, включая тридцать генералов, сдались в плен; но Вальтера Моделя среди них не было. Раздираемый здравым смыслом с одной стороны и гордым чувством верности долгу – с другой, генерал-фельдмаршал поступил именно так, как ожидал Гитлер от Паулюса под Сталинградом, – отправился в лес и застрелился. В тот день американская 97-я пехотная дивизия вошла в Дюссельдорф. Марианна Штраус настолько привыкла к постоянно маячившей перед ней угрозе разоблачения, что лишь через десять суток осознала очевидное – оно ей больше не угрожает[1078].

16 Последний аккорд