Режим настолько верил в способность люфтваффе защитить воздушное пространство Германии, что даже не планировал эвакуировать детей. В то время как британские дети в Лондоне садились в поезда на Ливерпул-стрит уже в сентябре 1939 г., немецкие в большинстве своем оставались дома. Когда же эвакуация началась, она носила добровольный характер, а семьи не очень-то спешили расставаться с чадами. 10 июля 1940 г. первый особый поезд отправился из Мюнстера, но добровольцам из Национал-социалистической женской организации приходилось буквально стучаться в каждую дверь и запугивать родителей, чтобы заполнить 200 мест[237]
.27 сентября 1940 г. личный секретарь Гитлера Мартин Борман известил высоких партийных и государственных функционеров о развертывании новой, «расширенной» программы «отправки детей в сельскую местность» (Kinderlandverschickung, сокращенно KLV). Название содержало убаюкивающие коннотации с летними лагерями для детей рабочих из больших городов. Подобную практику ввели в обиход церковные и социал-демократические организации социального обеспечения еще до Первой мировой войны, а нацисты переняли и продолжали применять на протяжении 1930-х гг. Борман запретил использовать страшное слово «эвакуация» и делал все возможное в его положении для поддержания сказки о «расширенной» программе как о курортах в сельской местности вдалеке от «опасных при авианалетах районов»[238]
.Задачу руководства и организации KLV Гитлер поручил Бальдуру фон Шираху. Бывший до назначения на должность гауляйтера Вены вожаком гитлерюгенда, Ширах надеялся соединить усилия со школами и Министерством образования для реализации своей программы обучения. По его представлению, образцом предстояло стать домам, или «лагерям», для однополых детей в возрасте от 10 до 14 лет. За счет перетряски молодежных общежитий и реквизиций гостиниц, монашеских обителей и детских домов штаб Шираха быстро создал базу из 3855 зданий под размещение от 200 000–260 000 человек. Национал-социалистическая народная благотворительность предоставляла поезда, оплачивала медицинский уход за детьми и даже договаривалась с местными семьями, чтобы их обстирывать. Родители и учителя всегда ограничивали свободу действий гитлерюгенда, а потому организация не справилась бы с поставленной задачей, но Ширах задумал свою схему как составляющую образования подростков, предназначенную функционировать и в послевоенную эру и значительным образом расширить влияние гитлерюгенда. Опасаясь подобного развития событий, священники из преимущественно католической Рейнской области развернули на низовом уровне кампанию – хотя не особенно успешную – против замещения родительских обязанностей[239]
.К разочарованию нацистских функционеров на местах, для отправки детей по-прежнему требовалось согласие родителей. Настаивая на этом, Гитлер сдерживал антиклерикальное крыло партии и заставлял чиновников добиваться народной поддержки. По иронии судьбы для режима, столь трепетно избегавшего любой опасности, способной взволновать граждан, успех эвакуации строился на страхе родителей за жизнь детей. В Берлине и Гамбурге в первые два месяца в рамках национальной программы были эвакуированы 189 543 ребенка, и по Дрездену бродили слухи о том, будто Берлин совершенно опустел. Когда схему распространили на уязвимые города Северо-Западной Германии, где родители стремились спасти детей от бомбежек, количество согласных на сотрудничество стало расти, и если к 20 февраля 1941 г. эвакуировали 320 000 человек, к концу марта – уже 413 000, а ближе к исходу июня – 619 000[240]
.Поначалу организационный процесс пребывал в хаосе. Дети спали на полу прямо на соломе, пока для них спешно строили лавки в общежитиях, однако хватало и энтузиастов импровизации, в том числе способных и энергичных. 28 января 1941 г. Аннелизе A. написала домой из Силезии, рассказывая родителям о благополучном прибытии в монастырь, где монахини заботились о них и кормили. Они занимались подготовкой кроватей, но от родителей ожидали присылки постельного белья. Через два дня Аннелизе поведала домашним, что ходит в школу на лыжах, что устроилась хорошо и делит спальню с двумя лучшими подружками. Десятилетняя Гизела Хенн отправилась из Кёльна на хутор в Восточную Пруссию в сентябре 1940 г. Она впервые оказалась вдалеке от дома, и ей пришлось осваиваться в самые кратчайшие сроки. К тому моменту когда в следующем апреле ее послали на очередные шесть месяцев в Саксонию, она научилась кормить уток и помогать в уборке летнего урожая. Все у нее ладилось, а мать поддерживала переписку с женой саксонского фермера. На третий и очень удачный срок по программе KLV Гизела попала благодаря ее школе[241]
.