Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

Оккупанты были молоды, щедры и неожиданно богаты. «Они выглядели куда лучше всех прочих мужчин, которых я только видела», – клятвенно заверяла одна женщина из Турени. К тому же они расселились в землях, откуда так или иначе ушли 1,5 миллиона французов. В августе 1940 г. официантка в «Отель-де-Бен» в Морлэ на побережье Бретани (департамент Финистер) заметила новенького. Как многие прочие немцы, приходившие в ресторан, Вальтер поселился в той же гостинице. Постепенно их случайные разговоры, осуществлявшиеся с помощью словаря, становились все длиннее. Скоро вспыхнула любовь – первая связь для Алин. И как рассказывала женщина французскому историку шестьдесят три года спустя, она не могла пройти мимо здания, где тогда располагалась гостиница, и не вспомнить: «Там, в “Отель-де-Бен”, я потеряла девственность». Отношения продолжались. На 23-й день рождения в январе 1942 г. цветочник прислал ей от Вальтера двадцать три красные розы. Алин не верила своим глазам. Она жила с родителями, а он таким образом демонстрировал и благопристойность намерений. Когда они появлялись на публике, Вальтер обычно переодевался в гражданское – обычная респектабельная пара, выглядевшая солиднее и старше своих лет. Во время интервью в возрасте восьмидесяти четырех лет Алин утверждала: «Я поступила так не потому, что он был немец, а потому что любила его. И точка. Для любви нет границ»[267].

Однако связь превратилась в клеймо на лбу. После освобождения женщины, считавшиеся виновными в «горизонтальном коллаборационизме», превращались в главные объекты презрения и поругания. Все те, кто подобно Алин устанавливал длительные отношения и развлекал немцев в приватной обстановке на дому, а не просто встречался в общественных местах, заслуживали особого осуждения и предавались моральному бесчестью, которого не довелось изведать большинству коллаборационистов мужского пола, в том числе и особам с положением – с влиянием экономическим и политическим. Подобная убежденность в том, что тело женщины принадлежит в первую очередь нации и только потом ей самой, содержала в себе своеобразный патриотизм, который разделяли представители возглавляемых мужчинами движений Сопротивления там и тут в Европе. Аналогичного мнения держались и консервативные элиты, искавшие способа услужить немцам, и – когда речь шла о немецких женщинах там, дома в рейхе, – германские власти. Презираемые и осуждаемые соседями после окончания войны, сами женщины старались спрятаться в тиши и забвении. Со стороны Алин, не побоявшейся открыться о давней любви даже спустя многие и многие годы, это был поступок, продиктованный верностью и отвагой[268].

В Дании тоже ощущалось присутствие немецких солдат. В отличие от побежденной Франции, немецкая оккупация оправдывалась ширмой необходимости защищать нейтралитет страны, а потому датских солдат не помещали под замок как военнопленных. Тем не менее молодые датские рыбаки из портового городка Эсбьерг на западном побережье ощущали себя участниками неравной игры рядом с 3000–4000 немецких военных, соседствовавших с местным населением из всего 32 000 человек. К началу августа 1940 г. шеф местной полиции предостерегал начальство о всеобщем озлоблении со стороны молодежи мужского пола, вызванном «сближением немцев с молодыми датчанками в городе и характером этого сближения». В отличие от сверстников-датчан, немцы располагали изрядным запасом свободного времени. Если не считать военной рутины в казармах и на плацу, жизнь в оккупационных войсках могла считаться довольно вольготной и предоставляла массу возможностей для флирта, дружбы и разного рода хобби – всего того, что эти парни вряд ли могли позволить себе на гражданке. Когда вскоре после войны провели опрос среди датских девушек, самой важной причиной их предпочтений датчанам немцев служили более учтивые манеры последних. Сравнительно немногие находили тех лучшими любовниками, выказывавшими, по выражению одной из опрошенных, «интерес к душе конкретной женщины». Следуя в русле устремлений руководства поддерживать образцовую оккупационную политику в Дании, немецкие командиры на местах предпринимали все усилия для сдерживания солдат, издавая строгие запреты, например на приставание к женщинам на улицах, и жестоко наказывая за изнасилования[269].