Мобилизованная нация. Германия 1939–1945

Подобные посылки вовсе не являлись простым делом для ординарного пехотинца. Водители имели возможность отправлять огромное количество предметов, используя транспорт для доставки их через военную почту с разных баз. Один из номеров расчета батареи ПВО в Нидерландах сумел с помощью машины переправить домой не просто отрез материи, а целый радиоприемник «Филипс» – ценное приобретение. При наличии связей в хозяйственном управлении или в штабе в Париже иные умудрялись посылать на родину персидские ковры и китайский фарфор. Молодой актер немецкого театра в Праге написал домой о пожеланиях в области мебели и антиквариата, поведав попутно о том, что один из его коллег сделался агентом по торговле подобными товарами. Оживленное движение разнообразных предметов стало еще более бойким после упразднения пограничных таможен между рейхом и протекторатом Богемия и Моравия 1 октября 1940 г., в результате чего, если верить одному очевидцу, багаж немецких офицеров раздувался от чехословацких «мехов, часов, лекарств, обуви совершенно в невообразимых количествах»[273].

На протяжении осени Эрнст Гукинг имел право на перевод только до 50 марок в месяц, но на Рождество лимит подняли до 200, поэтому он с увлечением продолжал закупки, заботясь обо всей своей возросшей родне. Происходивший из крестьянской семьи, никогда не располагавшей большим количеством наличности, Гукинг буквально сорил деньгами, обращаясь с просьбами к Ирен присылать все больше, в намерении вернуться на Рождество триумфатором. В то же самое время он уговаривал Ирен взять на себя лидерство в обустройстве их жилища. Поддразнивая жену разговорами о том, что намерен провести большую часть времени там, где всего удобнее, он рекомендовал ей обратить особое внимание на постель. Ирен нравились современные тенденции в оформлении, и Эрнст настоятельно просил не скупиться и заказывать только самое лучшее, пусть даже и пришлось бы попросить взаймы 1000 марок у ее родителей. Однако при длинных списках с мебелью и предметами домашнего обихода приходилось чем-то жертвовать и от чего-то отказываться. Как бы ни хотело население наслаждаться мирной жизнью на континенте, немецкая экономика продолжала катиться по военным рельсам[274].

Расточительность Эрнста Гукинга представляла собой естественную реакцию после многих лет отложенного спроса, вынуждавших немцев волей-неволей экономить в виду ограниченности предлагаемого ассортимента товаров для приобретения. Когда Германия собралась на войну, доля вооружения составляла 20 % продукции, но затем показатель быстро вырос до одной трети ВВП. Подавление спроса на внутреннем рынке вызывало увеличение сбережений. С помощью нехитрых регуляторов правительство без особого шума перебросило эти личные накопления граждан на финансирование военного сектора, избежав необходимости обращаться к народу с призывами покупать военные облигации, к чему власти прибегали во время Первой мировой войны[275].

С точки зрения немецкого потребителя, 1940 год представлялся нежданной удачей, неким золотым веком, чего правительство достигло за счет искусственно завышенного курса рейхсмарки во всех оккупированных вермахтом странах. В результате цены там казались для немцев очень невысокими, а поскольку семьи многое не могли купить у себя дома, мужья, отцы и братья принялись сгребать с полок потребительские товары даже в голландских портах, где оставалось еще полным-полно ценностей с довоенных времен. В Нидерландах каждому солдату разрешалось получать из дома до 1000 марок в месяц. По подсчетам немецких чиновников из финансовых структур в Бельгии, только за первый год оккупации дислоцированные в стране военные получили до 34 миллионов марок переводом от родни.

В октябре 1940 г. Герман Геринг выступил в роли радетеля немецкого солдата и потребителя, распорядившись снять ограничения для немцев на покупку «мехов, ювелирных изделий, ковров, шелков и предметов роскоши», для того чтобы уравнять шансы солдат-победителей с возможностями местного гражданского населения. Тогда как на отправку посылок из Германии по-прежнему налагались строгие ограничения, по настоянию Геринга военная почтовая служба обязывалась принимать к отправке в отечество любое количество бандеролей массой до 1 кг. На протяжении года количество посылок в тыл из Франции выросло в пять раз и достигло 3,1 миллиона в месяц. Сверх того Геринг добился для солдат привилегии провозить домой через границу столько предметов, сколько те способны унести, без всякого вмешательства таможенников. Затем последовали долгие споры о том, надо ли запретить солдатам приторачивать их личные грузы к заплечным ремням, если это мешает отдавать честь старшим по званию. В любом случае, какие бы ограничения ни пытались накладывать на багаж, в повседневном обиходе на них не обращали внимания. Крытые перроны Восточного вокзала Парижа кишели ордами немецких солдат, сгибавшихся под тяжестью непомерной ноши – подарков на родину[276].