Мобилизованное Средневековье. Том II. Средневековая история на службе национальной и государственной идеологии в России

Исследование показало, что очевидного ответа на этот вопрос нет. Прошлое демонстрирует, что все интенсивно реализуемые конструктивистские исторические политики, все зависимости от их акторов и направленности, завершились неудачей. Рано или поздно даже в тоталитарных обществах все они проваливались и не оправдали надежд, которые на них возлагались.

Напомним только два примера – один исторический, другой недавний. В конце XIX – начале XX столетия в Российской империи резко активизируется монументальная политика – по всей стране массово ставятся памятники последним представителям династии Романовых, от Александра II до Николая II. В их честь также открываются часовни, школы, больницы, богадельни и т. д. Апофеозом прославления династии становится торжественное общероссийское празднование 300-летия дома Романовых в 1913 г. Медиевализм в этой кампании был востребован в одном из идеологических сегментов. Идеи о преемственности Рюрюковичей и Романовых, о глубоких исторических корнях правящей династии утверждались через русский стиль в архитектуре, императорский бал в стиле Московской Руси в 1903 г., основание по периферии империи целой серии храмов в честь Александра Невского, установку памятников отдельным средневековым персонажам. Любовь к русскому прошлому культивировалась, была необходимым элементом национального патриотизма, активно пропагандировалась как государственной машиной, так и общественными организациями, в том числе правыми партиями и движениями, достаточно многочисленными по своему составу.

Казалось, что все делается правильно, словно по учебнику национального конструктивизма (хотя такого учебника в начале XX в., конечно, не существовало). И все в одночасье рассыпалось в прах вместе с российской монархией и имперской государственностью в феврале 1917 г. Сотни поставленных памятников никого не воспитали, а пропагандистские акции ни от чего не застраховали. Носители государственной идеологии не защитили ни свое государство, ни своего царя. Эффект от огромной многолетней кампании, как выяснилось, был ничтожным и оказался полностью сведен на нет революцией.

Когда мы начинали свое исследование, в качестве успешного примера недавней исторической политики мы рассматривали создание в США национальных исторических парков, призванных своими монументальными экспозициями примирить американский Юг и Север, сгладить проявления негативной памяти о некоторых страницах американской истории[1531]; но с приходом президента Д. Трампа выяснилось, что эта историческая политика не эффективна. В Соединенных Штатах начали сбрасывать памятники, вновь вспомнили о непримиримости южан и северян, конфедератов и республиканцев, начали активно переоценивать прошлое и т. д. К 2020-м гг. мы видим явную победу «культуры отмены» («cancel culture») в западном обществе, которое переписывает историю, сносит памятники, вычеркивает память об исторических деятелях и событиях, неугодных для актуальной политической и культурной повестки.

Опять историческая политика ничего не защитила и не предохранила. Получается, что она имеет только краткосрочный, текущий эффект и во всяком случае не отличается протекционистскими свойствами. Это инструмент не сохранения истории, а деконструкции прошлого в угоду требованиям настоящего. Практика показывает, что наиболее успешными бывают деструктивные действия, демистификация и деконструкция существующего исторического поля[1532]. Как расшатывать и разрушать – тут информационные технологии понятны, неоднократно описаны и успешно апробированы. Где-то среди них как инструмент фигурирует и медиевализм (обличение идеологического оппонента как носителя отсталой «средневековой» морали, замещение взглядов на исторические истоки и т. д.).

Традиционная пропаганда с помощью монументальной политики, образования, формирования информационных потоков, как следует из изученного материала, имеет ограниченную область успеха. Во всяком случае, историческая политика как Российской империи, так и СССР демонстрирует свою эффективность в течение жизни нескольких поколений, после чего следует быстро нарастающее недоверие к официальной идеологии и неспособность противостоять деструктивным процессам. Это говорит о том, что крайне актуален и злободневен вопрос, каковы в современном мире наиболее продуктивные инструменты исторической политики? В мире, находящемся под воздействием информационных технологий, дигитализации и геймеризации, разрушения темпоральных структур модерна, постмодернизма, «культуры отмены»? Очевидно, что традиционных схем, выражающихся в установке очередного памятника или переписывании учебника, далеко не всегда достаточно.