Сердце мое не вынесло «черного» напряжения, и я все-таки купила лиловый тряпочный цветок. В колониальном магазинчике напротив обнаружились сумочка с блестками и большой кусок шелковой материи лилового цвета. У Остина нашлись две тысячи рублей, а в соседнем простеньком обувном – того же цвета молодежные кеды почти без подошвы. Прикрепив цветок, надев кеды и завернувшись в импровизированную шаль, я худо-бедно почувствовала себя человеком. Хотелось еще темные очки в лиловой оправе, но Остин резонно заметил, что на дворе октябрь и темные очки вряд ли придутся в тему. И я согласилась с ним.
Остин пытался было выразить удовлетворение по поводу того, как быстро развиваются наши отношения: мы уже вместе выбираем мне одежду, и он, типа, готов пойти дальше и субсидировать покупку сексуального нижнего белья. Но я пресекла его поползновения призывом немедленно отправиться на вечеринку, на которую мы уже почти опоздали.
Когда я вошла в консульство, то сразу поняла, что выбор в спутники Остина был единственно правильным. Интеллигентный, но не богемный, миловидный, но не яркий, он не затмевал меня в моем лихом прикиде. Тогда как другие мужчины, попивавшие шампанское, представляли собой настоящий цветник. Пожилые и совсем молодые, все они были чрезвычайно выразительны в своем желании отличаться от толпы. Им это удавалось разными средствами. Диковинной формы растительность на лице или, напротив, полное ее отсутствие на голове магнитом притягивали взгляд, так же как разнообразие цвета и фактуры в одежде. Не было ни одного стандартного делового мужского костюма и, упаси бог, ни одного галстука. Зато были шотландские юбки, целых две. На фоне этого великолепия одетые в темные тона и в большинстве изрядно прокуренные дамы выглядели весьма бледно. Одутловатость некоторых лиц, как мужских, так и женских, намекала на пристрастие к кокаину. Но, впрочем, это не более чем мои домыслы. Потому что, кроме известного телеведущего, не имевшего упомянутой одутловатости, всех остальных я видела впервые.
Вышедший поприветствовать гостей, представиться в должности нового вице-консула и представить заявленных в программе писателей Джеймс Кораблев, как я его про себя называла, единственный носил здесь костюм, ибо он единственный был на работе. Кораблева надела красивое, удивительно скроенное по косой черное трикотажное платье. Мне она всегда казалась милой и даже в этом «черном» окружении не сливалась с остальными дамами. Я представила Остина Шериданам. Кораблева его одобрила.
Спустя пятнадцать минут я поняла, что поспешила с выводами и несколько человек мне все-таки знакомы. В толпе я вычленила одноклассницу Бородину. Она переводила для писателей. Высокий Ирвин Уэлш смотрел поверх толпы отрешенным прозрачным зеленоватым глазом и говорил с шотландским акцентом жителя Эдинбурга, который, к удовольствию, я уверена, Бородиной, в лучшую сторону отличается от непереводимого наречия шотландцев из Глазго. Симпатичнейший бритый и кареглазый кокни Дуги Бримсон, похожий на пирата и пишущий о футболе и футбольных фанатах, употреблял ненормативную лексику. А маленькая, с красивыми белокурыми волосами, голубыми глазами и большой грудью сочинительница дамских романов Изабель Вульф выдавала тираду за тирадой на мягком глобише. Это – правильная и понятная всем смесь Южной Англии и Лондона. Похоже было, что писатели устали друг от друга. Но Бородина была на всех одна, и им волей-неволей приходилось держаться рядом.
Пожалуй, только Изабель Вульф в цветастом платье в зеленых тонах и светлых замшевых сапогах являла яркое пятно среди присутствующих женщин. Я заметила, что другие тоже обратили на это внимание и приняли к сведению.
Позже мне попались на глаза одетые, естественно, в черное Одинцова и Сологуб, учившиеся со мной на одном курсе журфака, и Благовещенский, окончивший его на пару лет раньше.
Я разыскала в толпе Кораблеву и спросила ее, какой легенды мне придерживаться по поводу прошлого и настоящего.
– Скажи, что приехала из-за границы и ищешь работу по заказу в каком-нибудь приличном издании. Не надейся, что тебе прямо сегодня что-нибудь обломится. Главное – начать.
Я предупредила Остина, что намерена отчаянно врать знакомым. Он обещал подыгрывать. Взяв его за руку, я решительно направилась к Одинцовой и Сологуб с целью возобновить знакомство. К их чести, обе они немедленно меня узнали и вроде бы даже обрадовались. Обе они, как выяснилось, занимали руководящие посты в глянцевой питерской прессе. Я познакомила их с Остином, расписала его достоинства, и обе мои тощие однокашницы немедленно попросили у него по визитке, намереваясь записаться на прием. Но визиток у Остина с собой не оказалось.