Моченые яблоки

— А я люблю стихи. А вы разве нет?

— Я тоже люблю, но я ничего не запоминаю.

«Красивая женщина, но до чего ж глупа», — подумал Виктор Петрович. Это он предложил ей пройтись перед ужином до аэропорта.

— До аэропорта? — круглые черные глаза докторши сделались еще круглее. — Но ведь это далеко!

И вот они гуляют перед ужином, и он читает ей стихи, потому что разговаривать скучно, а так она хоть молчит, и ее глаза, когда она взглядывает на него, при свете редких фонарей кажутся еще черней, чем днем.

Но, верно, вспомню на лету,
Как запылал Ташкент в цвету,
Весь белым пламенем объят,
Горяч, пахуч, замысловат,
Невероятен…

— А это кто написал?

— И это — Ахматова.

— Про Ташкент?

— Она жила здесь во время войны.

— А-а, — сказала Алла Сергеевна и спросила: — Какое завтра число?

О господи, какое число! Неужели кому-нибудь неизвестно, что завтра двадцать третье, полуфинал.

— Завтра двадцать третье, полуфинал.

— Вы можете о чем-нибудь думать, кроме бокса? — рассердилась Алла Сергеевна.

— Конечно! Я ведь вот читаю вам стихи…

— Вы потому и читаете стихи, что думаете о боксе.

«Сообразила, — удивился Виктор Петрович. — Не такая уж она, оказывается, простота». Он остановился и осторожно и твердо взял ее за плечи.

— Ну, — сказала она, но он не дал ей договорить.

Целуя ее, услышал, как часто стучит сердце.

— Алла, вы красивая женщина, с ума сойти, — пробормотал он.

— Мы на ужин опоздаем, — засмеялась она, отстраняя лицо.

— Ну вот, — сказал он и разжал руки. — Я ей про любовь, а она мне про ужин.

Обратно шли быстро, уже совсем стемнело, и только фары встречных машин выхватывали из темноты стволы деревьев, мостик, перекинутый через арык, пятиэтажные длинные корпуса общежития.

— Вот мы и дома, — сказал Виктор Петрович, пропуская докторшу в калитку.

Ленинградская спортивная делегация жила в общежитии Транспортного института, неподалеку от аэропорта, на окраине, застроенной после землетрясения новыми домами. Каждое утро к общежитию подавали автобус и команда уезжала. Так было все шесть дней. Шесть дней в городском цирке шли изнуряющие душу предварительные соревнования. Ни разу за это время не было возможности (да и желания) выбраться в город. Какой тут город, когда решается: быть в финале или не быть? Но до этого предстояло еще пережить полуфинал!

— С ума вы тут все посходили, — говорила Алла Сергеевна. — Смотреть противно.

Она в первый раз поехала с командой на соревнования, вообще недавно начала работать в городском физкультурном диспансере.

Перед отъездом в Ташкент Виктор Петрович, подписывая в диспансере на Фонтанке какие-то очередные бумаги, увидел в кабинете у главного врача Аллу Сергеевну.

— Это что за местная красавица? — спросил Виктор Петрович, когда та вышла.

— С вами, между прочим, поедет, с боксерами, — сказал главный.

Теперь она сидела рядом с тренерами в ташкентском цирке и, судя по всему, ужасно скучала.

— На вас смотреть противно, — говорила она. — Ну не выиграет этот. Ну и что случится?

Что можно было ей объяснить? Никто и не пытался ничего объяснить. Разве можно это объяснить?

«В синем углу ринга отдыхает кандидат в мастера спорта…» Голос диктора бесстрастно перечисляет бои, победы, поражения. О господи, как это мы еще живы до сих пор, после стольких боев и поражений? Победы — не в счет, победы — не в счет, от них, как от облаков, ничего не остается, а горечь от поражений нерастворима — оседает в душу и лежит на дне до конца.

В утро полуфинала Виктор Петрович тихонько приоткрыл дверь в комнату мальчиков. Они еще спали, Сергей — справа, отвернувшись к стене. Виталий — на левой кровати, калачиком.

— Мальчики, — шепотом позвал Виктор Петрович.

И они разом открыли глаза. Сон перед соревнованиями — он знал — чуткий, почти полусон, потому и позвал шепотом, чтобы разбудить, но не испугать.

— Пора.

Он улыбался, всем своим видом стараясь показать, что ничего нет страшного в этом утре. Ну, полуфинал, ну и что?

На завтрак они бежали бегом — разминка, а за завтраком после надоевшей каши он достал из целлофанового мешочка персики и виноград. Диетолог каждый вечер предупреждал: «Следите, чтобы дети не ели фруктов. Следите, чтобы не ели. Это очень опасно».

Виктор Петрович считал диетолога дураком, а его запреты — чушью и безобразием: привезти детей в фруктовый город и кормить кашей!

Автобус, выехав со двора Транспортного института, свернул направо и помчался по еще нежарким улицам в сторону центра.

«Сегодня непременно пойду, — подумал Виктор Петрович. — Вот выиграем полуфинал…»

Он испугался, что так подумал, и незаметно постучал по деревянной крышке посылочного ящика, стоявшего в проходе. В ящике лежали пакеты с бинтами, ватой — то, что не поместилось в чемоданчик Аллы Сергеевны.

Машинально, как и все эти шесть дней, он отмечал про себя названия улиц, по которым они ехали: Транспортная, Вокзальная, улица Энгельса, улица Чехова… Где-то здесь есть и улица Жуковского. Сегодня он непременно сходит туда. Сегодня — непременно.

4