О том, как выглядел чепец «Суворов» (Souvarove), тоже узнаём из прессы: «Цветом бледно-красный. Правая оного сторона подкалывается, нижний край опушается черными перьями, которые также наискось около тульи обвиваются».
Справедливости ради добавлю, что не во всякое время мода потакала монаршим желаниям и не всегда была квасной патриоткой. К примеру, в 1791–1792 годах смелые щеголихи обзавелись красными шапками, скопированными с колпаков парижских революционеров-санкюлотов. Для одних они были милой забавой, другие дамы, просвещенные в политике, выказывали колпаками свою поддержку революции. Реакция не заставила себя долго ждать: шапки объявили якобинскими, а дам — «опасными якобинками». В октябре 1792 года Николай Бантыш-Каменский, свидетель этого женского демарша, сообщал князю Александру Куракину: «В субботу призваны были к градоначальнику все marchandesses de modes (торговки модными товарами. —
А чтобы впредь аристократкам неповадно было форсить в революционных вещицах, императрица распорядилась, чтобы каждая приезжающая ко двору дама носила черное траурное платье по казненному Людовику XVI. В середине марта 1793 года траур сняли, но и всплесков якобинской моды в Петербурге уже не наблюдалось.
Русский костюм реагировал даже на события, не имевшие к России отношения. В 1778 году, в разгар Войны за независимость Соединенных Штатов Америки, произошел бой между английской и французской эскадрами. В нем отличились фрегат Belle Poule и его капитан Шадо де ла Клошетри, давший дерзкий отпор британцам. Вести о победе донеслись до Версаля, и куаферы стали мастерить один за другим пуфы, названные Belle Poule: на высоком парике из шерсти яка они устанавливали уменьшенную копию фрегата. Это была сенсация. Модницы Европы и Америки вмиг обзавелись похожими конструкциями. В 1779 году их изображения появились на страницах русского журнала «Модное ежемесячное сочинение». Вероятно, тогда же в Петербурге были опробованы и первые образцы «бель пуллей».
Один из вариантов пуфа «бель пулль» под названием «Независимость, или Триумф свободы».
Франция, начало 1790-х гг.
РУССКИЙ СТИЛЬ КАК ПРОПАГАНДА
Императрица Екатерина II понимала политическую и военную силу народного костюма. Ее немецкое происхождение, путь, которым она завоевала трон, ее внешняя политика объясняют похвальную верность русскому стилю. Он был одним из способов воздействия на общество. Впервые Екатерина прибегла к нему во время коронационных празднеств, на уличном трехдневном маскараде «Торжествующая Минерва», устроенном в начале 1763 года в Москве.
Действо должен был понять даже простой люд, поэтому участниками картин стали шуты, скоморохи, зазывалы, чумаки с балалайками, а сами картины срежиссировали в жанре народных комедий и балаганов. Екатерина наблюдала за происходящим из окон дома Бецкого. На ней было алое бархатное платье в народном вкусе, унизанное крупным жемчугом.
Обращение к национальному стилю тогда, в 1763 году, было важно царице по нескольким причинам. Во-первых, она знала, что аристократы и простые русские солдаты не одобряли нововведения Петра III. Екатерина понимала, что простой люд может невзлюбить и ее — именно за прусское происхождение. Поэтому сразу же после коронации устроила русское празднество и принимала в нем участие, одетая в стилизованный народный костюм. Показная любовь ко всему отечественному должна была подкупить публику.
Другой причиной обращения императрицы к народным мотивам была попытка оправдать организованный ею государственный переворот. Немка, русская душою, свергла русского императора, пруссака до мозга костей. Вступив на трон, она выказывала свою любовь ко всему русскому. В пику свергнутому супругу она демонстрировала преданность православию и отправилась в паломничество в Троицкий монастырь практически сразу после коронации.
Новую вспышку интереса к русскому костюму спровоцировала начавшаяся в 1768 году Русско-турецкая война. Элементы народного стиля были необходимы императрице, чтобы превратиться в символ Отечества. Внешняя угроза стала катализатором «русификации» облика императрицы, а громкие победы над турками добавили в формирующийся стиль османские и восточноевропейские «трофейные» ноты.
Доказательство того, что именно война спровоцировала появление нового русско-славянского костюма Екатерины, содержится в «Камер-фурьерских журналах» за 1770 год. В день празднования Пасхи, 4 апреля, «императрица соизволила быть в Славянском платье». До этого дня его упоминания не встречаются, значит, наряд был только что сшит, возможно, к Пасхе.