Он не только сделался отвратительно невежлив, но еще и перестал выполнять за других работу, тем самым сберегая энергию для вечерних занятий. Антонину удалось умиротворить: Завитухин назначил ей премию — десять копеек за минуту молчания. На оплату уходил месячный заработок. Так как сбережения Завитухина были невелики, за три месяца он вконец разорился, оброс, потемнел и в своей постоянной клетчатой рубахе, крупно прожженной реактивами, стал похож на пропойцу. Но в эти самые паузы выкупленной тишины он создал невообразимый, как выяснилось позднее, бальзам немоты. И кот Васька поплатился за невинного скворца: как истинный ученый, Завитухин испытал неведомое лекарство на животном — добавил его коту в валерьянку. Теперь по ночам Васька отирал квартирный коридор, наглухо приструненный. И сожитель Антонины с отчаянием спрашивал, сидя на табуретке возле двери: «Вась, а Вася, ну, скажи, чего ты сгас?»
У Завитухина перестали дрожать руки. Достоинство, с которым он начал молчать, насторожило его сплоченных сотрудниц. На всякий случай они сочинили письмо в аптечное управление и с тайной радостью встретили через несколько дней старичка из народного контроля. Из доносчиц старичок, к своему удивлению, не вытряс ни слова и первый раз прихлопнул дело с отрадной уверенностью, что мир не так испорчен, если совесть иногда просыпается и в клеветниках. Один Завитухин мог раскрыть старичку маленькую тайну: не подмешай он сотрудницам в чай своего бальзама, их совесть спала бы, как суслик в норе.
Три сознательные гражданки и приведенный в чувство кот бесспорно свидетельствовали, что Завитухин способен облагодетельствовать человечество.
Антонина первая учуяла подвох в состоянии брата: его глаза уже не были затравленными. Она повесила на кухонный шкаф замок, схоронила в комнате даже соковыжималку и потребовала месячную плату за молчание вперед. Завитухин денег не дал, потому что при новых обстоятельствах молчание сестры считал делом своей профессиональной чести. Антонина не подозревала, когда утром чистила зубы мятным порошком, как недооценивала брата. Правда, она ощутила новый кисловатый привкус во рту, заметила и графитовый оттенок порошка, но мысль, что она подверглась принудительной химизации, так и сгорела в ней.
Бальзам сработал.
Завитухин сразу воспользовался долгожданным счастьем. Спокойно изучив литературу, он пришел к выводу, что теория молчания — это простор, непочатый край, это мечта. Итогом долгих раздумий ученого стал фундаментальный труд «Молчание в золоте. Опыт экономического расчета», где автор убедительно показал, что общечеловеческая способность говорить во много раз превышает общечеловеческую — слушать, не считая такой пустяковой мелочи, как способность думать. Кроме того, Завитухин впервые установил обратно пропорциональную зависимость между страстью к словоизвержению и любовью к труду, опубликовал полную таблицу логарифмов безделья с двадцатью знаками после запятой и вывел интеграл молчания, закрепленный позднее в науке под названием «интеграл Завитухина».
В химическом разделе книги излагался способ получения бальзама — такой мудреный, что разобраться в нем не представляется возможным даже с пресловутым пол-литра чистейшего аптечного спирта, тем более что автор не пьет.
Предисловие к этому труду написал главный специалист по экономике и нравственности, с которым Завитухин познакомился в очереди за тихоокеанской сельдью. Специалист же и составил именной указатель, где значились великие молчальники всех времен и народов, начиная от спартанского мальчика, грудь которого раздирал лисенок, и кончая героем войны генералом Карбышевым, а также неизвестными воинами, не оставившими миру даже своего имени.
Книга Завитухина была встречена настороженно. Для принципиальной бескомпромиссной критики у автора не имелось нахрапистых врагов, для правдивой хвалы с оттенком благородной сдержанности не было пробивных друзей, для доброжелательного нейтрального напутствия он был стар, а для эффектного пышного величания — слишком молод. К тому же у него отсутствовала здоровая склонность к скандалу и что-то еще… Тем не менее нашелся чудак профессор, который по неистребимой привычке читать все новое, интеллигентное и странное, бескорыстно заинтересовался выкладками Завитухина, несколько дней и ночей изучал их, а потом написал чистосердечный отзыв: «Ирония в цифрах как средство общественного самосознания».
Вокруг книги тотчас разгорелся спор, в ходе которого один из авторитетов воскликнул: «Нашенскому человеку главное плюнуть!»
Другой ученый авторитет сбил всех с толку категорическим заявлением: «Масло должно быть масляным!» И, доказывая это, проговорил два часа. Из чувства человечности его дослушали, но потом год критиковали за склонность к мистификации.