Модэ

В голове у него появилась дикая мысль: «Отнесу мешок домой, узнаю телефон этого склада и попрошу, чтобы его забрали».

Дверь в подъезд была закрыта. К неудовольствию своему, Ян обнаружил, что ключ протер в кармане куртки дыру и провалился в подкладку. Ян сел на крыльцо, поставил мешок рядом и стал ждать, когда кто-нибудь пройдет и откроет дверь.

Мимо пробренчал мальчишка на велосипеде. Он так резво мчался, что Ян почувствовал себя стариком. Когда-то и он был неумытым мальчишкой с тонкими ногами, всклокоченными волосами… и двор тогда казался больше. Как приятно было играть с этой огненно-рыжей листвой… ходить по бордюру… Теперь бордюр разбила трава, да и с листвой не поиграешь… А что остается? Мешки таскать.

– Ты чего сидишь? Простынешь… – услышал он возглас жены. – Люди здесь ходят, а ты… как свинья, ей-богу.

– Я… – Ян не успел ответить. Жена возникла на крыльце, легко сбежала по ступенькам, запахивая пальто, поправляя кокетливую шляпку, смерила супруга презрительно-жалостливым взглядом, увидела мешок и ахнула:

– Ты что приволок? Что это такое?

– Да вот… – пролепетал смущенно Ян.

– Отнеси… выброси… немедленно…

– Мне велели…

– Ну кто тебе велел? Что тебе велели? Ты грузчиком устроился, да?

Вконец растерявшись, Ян поднял мешок и зашагал в сторону мусорных ящиков. Щеки его горели от смущения. Ну вот, как всегда, он не нашел что ответить жене.

Удивительное дело – мешок теперь казался легче. Или Ян к нему привык? Собственно, выбрасывать его Ян не хотел – он казался ему теперь… родным, что ли? Уж точно роднее жены…

Ветер торжественно вздыхал, горел над его головой красной, желтой, бордовой, золотистой листвой. Ян шел, не разбирая дороги, он давно миновал мусорные ящики и шагал по безлюдному сумраку, по уснувшим улицам, все дальше и дальше от дома. Он вышел на виадук и стоял посредине, слушая, как шумят, проходя под мостом, поезда, смотрел, как курятся вдали тонкие сигары заводских кварталов. Ветер шевелил его волосы, ноша совсем уже не давила на плечи, она стала его продолжением, и действительно, в лучах заходящего солнца Ян был похож на горбуна.

Он продолжал идти по дороге. Ему встречались люди, и он кожей чувствовал их недоуменные взгляды. Машины давили листву, сквозь лобовые стекла виднелись бледные вытянутые лица водителей. Ян улыбался им, но они, казалось, его не замечали.

Сумрак уже сочился из дворов и темных улочек, когда он вышел из города и двинулся вдоль крутого берега. Там, внизу, темнела река, на другом берегу, вдали, проступали туманные очертания других городов и сел. Вечер зажигал в них яркие огни, они подмигивали Яну, и Ян подмигивал им.

Усталость наконец победила его, он лег на землю и задремал.

И ему снилось, что он идет по снегу и тащит на себе огромный мешок, больше себя самого, а в том мешке раздутый труп – его труп. Вокруг бегает детвора, кто-то едет на велосипеде, и все в один голос кричат: «А что это у тебя в мешке? Что в мешке?»

Ян содрогнулся, проснулся. Снег и вправду шел – мелкий, колючий. Берег уже припорошило, словно укрыло рваным саваном.

Ян встал и пошел. Он был одет не по погоде, озяб и потому не сразу заметил, как изменился мешок.

Мешок больше не грозил смешать его с землей. Он просто болтался на плече, словно старая кожа. Ян остановился. Мешок был пуст. В уголке обнаружилась крошечная дырочка, через которую высыпалось все содержимое.

Снег запорошил следы, на земле нельзя было ничего разглядеть. Ян присел на корточки и, совершенно не сознавая, что делает, стал царапать стылую землю. Поначалу он проделал лишь несколько неглубоких борозд, но постепенно, основательно измазавшись, сумел разрыхлить верхний слой земли и теперь выворачивал целые комья, с азартом, так, словно в его действиях был смысл. Пальцы плохо слушались, не гнулись, работа двигалась медленно, и на глазах у Яна выступили слезы:

– Да что… почему у меня… ничего… не получается?

Было холодно. Снег лез в глаза, в рот, в нос. Руки коченели, Ян согревал их дыханием, и снова копал, копал…

Наконец он положил мешок в ямку, засыпал ее и притоптал землю, все время настороженно оглядываясь по сторонам – не видит ли кто? Когда дело было кончено, он сгреб на это место побольше снега, немного постоял рядышком, удивляясь самому себе, с недоверием прислушиваясь, потом вернулся на дорогу и пошел, оглядываясь на курившийся рабочими кварталами город и все более удаляясь от него.

Какое-то время сутулую спину Яна еще можно было видеть в морозном тумане, но потом и она исчезла.

Василиск

Сегодня он разбудил меня раньше обычного. Услышав его гнусную возню за стенкой, я вскочил с постели, растрепанный и, наверное, страшно бледный. Я знал, что он за дверью и там останется – он никогда не пытался проникнуть в мою спальню, – но было все-таки невыносимо слушать, как он двигается там, снаружи, – из прихожей в гостиную и обратно.