Модель XXX

Тот безразлично кивнул.

Она достала из папки лист А4 с рукописным текстом, надела очки и стала читать. В зале кто-то хихикнул – из-за очков, конечно.

– 15 числа, примерно в 18.00, после окончания занятий, мы стояли во дворе и курили. Неожиданно появился Иван Алексеевич. Он был пьян и нетвёрдо стоял на ногах. Он направился прямо к нам и потребовал, чтобы мы немедленно «сбегали», как он выразился, в магазин и купили ему пива. Мы отказались. Тогда он сказал, что мы об этом пожалеем. Обращаемся к вам в связи с тем, что боимся, как бы у нас не возникли из-за этого инцидента проблемы со сдачей экзамена по этике.

Сказать, что я покраснел – ничего не сказать. Я просто вскипел и облился потом. Но это, увы, было только на начало.

Мария Петровна отложила лист, и достала другой.

– Есть и другая жалоба, от уборщицы. Позвольте?

Ректор кивнул. Я подумал, что ничего страшного. Ну наверно раскидываю окурки на улице. Это пустяки.

– «Прашу обратить вниманее на вашега учитэля етики. Он регулярна занимаица ананизьмом в мушском туалети». Орфография сохранена, – и Мария Петровна со значением посмотрела в зал.

Вообще у роботов проблемы с чувством юмора. Точнее, его у них вообще нет. Зря она, конечно, сохранила орфографию, потому что весь зал дружно расхохотался. Я видел, что некоторые мои коллеги даже плачут и вытирают глаза платками. Только мне было до смеха, я хотел умереть на месте, лишь бы это прекратилось. Ну и Марии Петровне тоже не было смешно.

– Коллеги… Я не понимаю, чего здесь смешного… По-моему, это просто трагедия.

– Да-да, вы правы, – Егор Мотельевич поднялся. – Коллеги, прошу тишины.

– Я могу продолжать? – спросила его Мария Петровна.

– Да, пожалуйста. А разве есть ещё что-то?

– Есть-есть, – покивала она головой.

Тут сразу все стихли. Людям стало интересно, что ещё я натворил.

– Есть одно анонимное обращение. Но оно заслуживает доверия. Вот: «Преподаватель этики, И.А. Бунин, занимается сексом со студентами в своём кабинете. Прошу принять меры».

– Наверно, имеется в виду, со студентками? – спросил кто-то из зала.

– Тут написано: «со студентами», – холодно повторила Мария Петровна.

Я понял, кто был автором этой записки. И горько усмехнулся. Мне даже перестало быть стыдно, видимо, тут сработал эффект – клин вышибается клином. На меня свалилась такая гора позора, что я просто перестал его чувствовать.

– Это возмутительно… – произнесла какая-то преподавательница из зала. – Гнать в шею…

– У вас всё, Мария Петровна? – спросил Егор Мотельевич.

– Почти. Напоследок я хотела бы добавить замечание от себя. В позапрошлом месяце Иван Алексеевич явился в институт, обмочившись в штаны. Его видели студенты и я. Затем его тошнило прямо перед воротами. И совсем недавно, как мне стало известно, он пьяный спал на скамейке во дворике на виду у всех. Теперь всё.

– Иван, ты хочешь что-то сказать? – обратился ректор ко мне.

Что-то говорить в этой ситуации было совершенно бессмысленно. Я понуро покачал головой, мечтая, чтобы это поскорее закончилось, меня наконец уволили, и я бы сбежал в ближайший бар.

Тут Мария Петровна впервые взглянула на меня.

– Вот и конец, Иван Алексеевич. Всё тайное рано или поздно становится явным.

***

Вообще это выглядело, как изощрённая женская месть. Но я, конечно, понимал, что в случае Марии Петровны это невозможно. Месть для неё была чистой абстракцией, и к тому же не рациональным поведением. А она не могла вести себя нерационально. Значит, она вычислила, что моё увольнение – самое оптимальное решение в данной ситуации.

Честно говоря, я и сам так думаю. Она во всём была права, да ещё многого не знала.

– Коллеги, – повысил голос Егор Мотельевич, успокаивая зал, – перед тем, как голосовать, возможно, кто-то ещё хочет высказаться в связи с хм… случаем Ивана Алексеевича?

Руку поднял Иван Ильич.

– Я бы хотел. Можно?

– Почему же нет. Прошу.

Иван Ильич, мелко семеня, проследовал к кафедре. Он был в своих обычных потертых, равных снизу джинсах и в обвисшем свитере.

Встав за кафедру, он захихикал и посмотрел в потолок. Потом, собравшись, обратился к залу.

– Я работаю с Иваном Алексеевичем вот уже три года. Некоторые из вас знают его дольше. Мария Петровна же человек относительно новый.

Он взглянул на Марию Петровну, как бы извиняясь за сказанное.

– Всё это время мы знали Ивана Алексеевича только с лучшей стороны: как ответственного и исполнительного работника, отзывчивого и доброго человека. Как его друг и психолог я хочу сказать вот что. В последнее время в связи с очень сложными обстоятельствами в личной жизни у Ивана Алексеевича началась тяжёлая депрессия. У него случился нервный срыв. Он путает реальность и собственную фантазию.

Он сделал паузу. И продолжил совсем уже драматичным тоном:

– Я не стану рассказывать подробности, поскольку, боюсь это слишком интимное для Ивана Алексеевича! Да, кое-что из того, что озвучила уважаемая Мария Петровна, справедливо. Хотя и сильно преувеличено. Но я уверен, что это в силах Ивана Алексеевича – исправить ситуацию. При условии, конечно, нашей моральной поддержки. А не травли.