Модель XXX

А поскольку я рассказывал им всё, что в голову взбредёт, то и допрашивать с пристрастием на экзамене тоже было бы глупо.

Я обычно поступал так. Высылал им за неделю до даты экзамена списки вопросов. А на самом экзамене предлагал выбрать любой из списка, давал время на подготовку минут сорок и потом приглашал желающих идти отвечать.

Студенты брали вопросы и садились думать, рыться в поисковых системах. Спустя какое-то время кто-то шёл отвечать. Студент садился напротив и чаще всего нервничал. Я понимаю, почему – у него было ощущение, что он ничего не знает по предмету. Это и не странно, учитывая, какая туманная эта дисциплина, особенно в моей подаче.

Он начинал отвечать, а я слушать. Он поглядывал мне в глаза, как бы сканируя мою реакцию. Я же слушал примерно тридцать секунд, потом задавал какой-нибудь вопрос. Если студент отвечал умно, я ставил оценку отлично. Если не очень, оценку «хорошо». Если вообще ничего не мог сказать, и я видел его первый раз в жизни, то удовлетворительно. Двойки я не ставил никогда.

Теперь же, когда я приходил на работу исключительно с похмелья, процесс упростился. Первым делом я спрашивал:

– Кого утраивает оценка «хорошо»?

Как правило, устраивала всех. И только изредка некоторые девушки, с робкими наивными взглядами, ещё по детской привычке верящие, что мир разумно устроен, не поднимали руки в ответ на мой вопрос и хотели «отлично». Они в самом деле готовились к экзамену, они читали книги, они думали, что это важно.

Глядя с бодуна и горечью на их нежные лица, я терпеливо выслушивал их ответы, не перебивая, и ставил «отлично».

Сегодня, после того, как все сдали экзамен, в аудиторию вернулись две студентки – из тех, кого утраивает автоматом «хорошо».

– Иван Алексеевич, – сказали они. – У нас тут для вас небольшой подарок!

– Ммм, – интересно, – обрадовался я, предвкушая коробку шоколадных конфет и какой-нибудь алкогольный напиток. Студенты, как поняли, что я запое, стали регулярно дарить мне всякий дорогие бутылки и, чаще всего – виски.

Они поставили на стол черный мусорный пакет со следами уличной грязи, видимо, до этого он стоял на тротуаре.

– Домашнее вино, – пояснила одна из них. – Наша мама делала!

– Спасибо, – ответил я, пытаясь скрыть разочарование.

Когда они вышли, я раскрыл пакет и обнаружил двухлитровую банку с мокрой крышкой из газеты, перевязанной бечёвкой. В банке на две трети багровела вонючая жидкость, недостающая треть разлилась по дну пакета.

Сняв крышку, я отхлебнул. Вкус был отвратительным. Я подошёл к окну с банкой. Там уже начинало темнеть, ранний снег окутал тротуары. Вспыхивали снежинки в желтом огне фар проезжающих машин, шли люди и смеялись. Весело горели витрины. Было в этом пейзаже что-то новогоднее.

На дороге остановилась мама с ребёнком. Девочка, похожая в тёплой одежде на медвежонка, показывала маме на меня пальцем. Мама покивала и стала тянуть девочку за руку, чтобы идти дальше. Но та вырвалась и опять указала на меня. Мама попыталась что-то объяснить ей, потом снова взяла за руку и увела. Наверное, сказала:

– Ну да, дядя стоит у окна и пьёт из двухлитровой банки чай. Что здесь такого?! Наверно у него разилась кружка. Бывает и хуже.

***

Я решил продолжить мои отношения с Машей. Но с тех пор как я запил, я изменился. Похмелье очень сильно меняет восприятие мира. Всякая уверенность и оптимизм пропадают, ты становишься жалким, испуганным и робким. Я понимал, что выгляжу ужасно, от меня пахнет, рожа опухшая с огромными, как бананы кругами под глазами, и поэтому не хотел маячить перед ней.

Но стоило мне выпить, как тотчас мир менялся в лучшую сторону, и я сам себе казался очень даже ничего.

Как-то в полдень я сидел у себя в кабинете и смотрел в окно. Шёл затяжной дождь, двор заволокло серой пеленой, студенты, словно птички, попрятались в гнездо-институт. Я люблю музыку, но больше всего музыку дождя. Вроде бы в ней нет ритма – тихий равномерный шум, прерываемый стуком капель по железному карнизу – но она меня умиротворяет.

Я отпил коньяк прямо из горлышка.

– Иван Алексеевич, ну и запах у вас тут, – Это Анечка зашла. – Нужно проветрить!

– Потом, – кивнул я и отхлебнул.

– Да что же вы прямо на рабочем месте? А вдруг войдёт кто?

– Ну вот, ты вошла и что? – расхохотался я и встал, чтобы подойти к ней.

Она поняла мои намерения и быстро вышла. А я спустился во двор. Там была Маша, она стояла под аркой в длинном пальто, скрестив ноги и обхватив себя руками, и задумчиво курила длинную сигарету. Тут только я заметил, какая она красивая. Раньше она казалась мне просто симпатичной.

Я направился к ней с широкой похабной улыбкой.

– Привет!

– Здравствуйте, – кивнула она, едва взглянув на меня.

Я встал рядом, достал сигарету, уронил её, нагнулся чтобы поднять, но передумал и достал ещё одну.

– Зажигалки не будет? – спросил я, хотя у меня в кармане была зажигалка.

Она, не глядя, протянула мне зажигалку.

Я зажёг.

– Как дела?

– Нормально, – ответила она. – А у вас?

– Тоже. Только вот соскучился.

– Рада за вас. Извините, мне пора.

Она выбросила в урну почти целую сигарету и зашла в институт.

***