Модернисты и бунтари. Бэкон, Фрейд, Хокни и Лондонская школа

В то время как другие художники, работавшие тогда же, – например, Аллен Джонс, Дэвид Хокни и Ричард Смит, – были влюблены в гламур и свободу Соединенных Штатов, Фрейд снимал помещения для мастерской в небольшом районе Западного Лондона. С точки зрения урбанистики он был полной противоположностью Нью-Йорку или Лос-Анджелесу. Если Лос-Анджелес символизировал скорость и энергию будущего, трущобы Паддингтона олицетворяли собой девятнадцатый век, темный и ветхий. Перебравшись туда впервые, Фрейд вспомнил о видах Лондона 1870-х годов, выполненных Гюставом Доре.

Силой, заставлявшей Фрейда переселяться из одного полуразрушенного дома в другой, в некотором смысле была современность. Здания на улицах, где он жил, и многие населенные рабочими обветшалые георгианские дома последовательно скупались местными властями и шли под снос. Фрейда, одинокого художника, человека, не имевшего очевидной экономической или социальной ценности, тянуло к обреченным домам. «Совет предупредил меня, что я не являюсь социальной ячейкой – семьей с малолетними детьми или пожилым пенсионером. Поэтому меня направляли в здания, предназначенные под снос, что мне полностью подходило». К тому времени от Кларендон-Кресент, куда Фрейд переехал в 1962 году, почти ничего не осталось: его обитателей переселяли за пределы Лондона, в такие места, как Слау и Кроули.

Когда лорд Сноудон 17 июня 1963 года сфотографировал Фрейда, в задумчивости стоявшего рядом со своим «бентли», улица – такая же красивая, как террасы в Бате, – казалась вымершей. Однако другие изображения показывают, что район оставался живым, полным людей из рабочей среды: как с одобрением вспоминал Фрейд, они не были слугами или чернорабочими, а трудились сами на себя, часто пребывая на грани – или за гранью – закона. Там проживало немало преступников, в том числе, по словам Фрейда, «по-настоящему умный грабитель банков». Как и они, художник вел бурную, далеко не респектабельную жизнь. «На Кларендон-Кресент, – вспоминал Фрейд, – я рисовал с четырех утра до ланча, а потом играл. Игра днем и ночью, лошади и собаки. Я был вконец разорен»[250]. Мало-помалу бригады по сносу зданий подходили всё ближе. Фрэнк Ауэрбах вспоминает:

Люсьен оставался единственным жителем, если не считать скваттеров и людей, лазавших по крышам. Но он по-прежнему жил там – с поразительным стоицизмом. Удивительно, что исчезло так мало картин, потому что им грозила настоящая опасность. То была героическая жизнь.

Кларендон-Кресент, Паддингтон, перед сносом

Фрейд тоже рассказывал об этом опасном времени. «Подрывники подбирались всё ближе и ближе. Я работал над картиной в мастерской. В конце концов я дал им несколько бутылок виски, и они согласились подождать пару дней. Тогда это казалось важным». Это на самом деле было очень важно. Условия создания картины должны были оставаться неизменными. Часы работы над полотном – и, следовательно, условия освещения – с самого начала неукоснительно соблюдались. Сеансы позирования для вечерних картин, когда он писал при электрическом свете, начинались с наступлением темноты, а работа при естественном освещении – с рассветом. Подобным же образом не допускалось ни малейших изменений в одежде натурщиков и в пространстве, где проходили сеансы. Если бы ядро для сноса зданий пробило стену мастерской до того, как картина была закончена, месяцы – а может быть, и годы – усилий оказались бы потрачены впустую.

В те годы в творчестве Фрейда произошел решающий перелом. Именно тогда, если смотреть ретроспективно, начался так называемый поздний Фрейд – в середине жизни, на сороковом году. Тогда он действительно сумел заставить густую, плотную краску «уподобиться плоти». Его мазки стали больше напоминать мазки художников, которыми он восхищался: Гюстава Курбе, Тициана и Франса Халса – в отличие от его гладких ранних работ, напоминавших миниатюры. Как всегда, натурщиками Фрейда были люди из его немногочисленного окружения. Главное же – он начал рисовать их совершенно обнаженными. Может показаться странным, что Фрейд, к концу жизни признанный одним из величайших представителей этого жанра, пришел к нему только в среднем возрасте.

Люсьен Фрейд

Голая девушка

1966