12. отсутствие либо слабость гражданского общества, пресмыкательство общества перед властью (холопство); и т. д.
Этот список можно было бы продолжать, но в рамках данной работы перечисленного достаточно для того, чтобы обозначить преемственность от «московской цивилизации» к советской в более или менее полном виде. Весьма характерно, что при этом большевики избавлялись от многих завоеваний той «гибридной цивилизации», которая сформировалась под влиянием Запада после петровских реформ. Здесь впору подчеркнуть еще раз такое глубоко символическое действие большевиков, как перенос столицы из Петербурга обратно в Москву. Отвлекаясь от прагматических целей, которыми при этом руководствовались, необходимо вспомнить о том, что строительство Санкт-Петербурга как новой столицы было одной ключевых составляющих петровского проекта модернизации России по западному образцу. Перенос столицы, таким образом, сам по себе символизирует отказ от данного проекта; наделение же данным статусом Москвы просто невозможно квалифицировать иначе, чем «возвращение к основам» одноименной цивилизации.
В целом из приведенного выше перечня перед нами вырисовывается крайне архаичная система, достаточно одиозная на фоне трендов мирового развития в условиях ХХ века. В то же время очевидно, что данная архаика залегает на уровне глубоко спрятанных структур, а внешне она облечена в «продвинутые» одежды и формы, соответствующие последнему слову «передового» социалистического мировоззрения. Кроме того, эта архаичная система наделена еще и неограниченными способностями мобилизации человеческих и материальных ресурсов, которые позволяют ей решать задачи догоняющей модернизации с гораздо большей эффективностью, чем это делал царский режим. В то же время ничего сверхоригинального или даже принципиально нового в этом догоняющем рывке не было: своим мобилизационным характером он очень сильно напоминал петровские реформы.
В то же время, если задаться абстрактным вопросом о том, чего в советском проекте было больше – петровского или московского? – то ответ на него дали сами большевики. Перенеся столицу из Петербурга обратно в Москву, они поставили символический крест на петровском проекте «прорубания окна в Европу» и приступили созиданию своего «нового мира» на непоколебимых ментальных основах московской цивилизации.
3.3. Синтез прогресса и архаики
В ходе догоняющей модернизации в СССР было сделано и достигнуто немало впечатляющего и прогрессивного, которое, безусловно, нельзя не учитывать, оценивая историческую роль советского периода. С форсированной индустриализацией, несмотря на жестокое варварство ее методов, действительно связан огромный прогресс промышленности и производственной базы страны в целом. Несомненны и мо- дернизационные прорывы, сопутствующие модернизации: введение всеобщего обязательного образования, всеохватывающей системы медицинского обеспечения. Я не буду продолжать здесь этот перечень, с которым можно ознакомиться в любом учебнике по советской истории.
В то же время я считаю принципиально важным обратить внимание совсем на другое. Наряду с прорывами в развитии России большевизм принес гораздо более мощные провалы. Эта политика представляла собой уникальную в мировой истории мешанину из модернизации и контрмодернизации, на выходе из которой мы и сегодня наблюдаем покрытые неравномерным слоем модернизирующего глянца гигантские пласты архаики.
О том, насколько противоречивые синтезы могут создаваться в качестве «продуктов сгорания» этой «гремучей смеси», можно получить представление на примере судьбы российского крестьянства. С одной стороны, является абсолютно бесспорным такой вклад большевиков в модернизацию России, как ее ускоренная урбанизация: рост городского населения за счет убывания сельского. Речь идет о том самом «рас- крестьянивании», без которого не обошлась ни одна страна мира, двигавшаяся от статики традиции к динамике современности. Одной из характеристик этой динамики, кстати, является и усиление социальной мобильности, возникающее вследствие урбанизации и тесно связанного с ней процесса ломки традиционных перегородок. В этом отношении политика большевиков тоже вполне бесспорно соответствовала генеральным трендам модернизации.
Однако само «раскрестьянивание» происходило в России совсем по-другому, чем в этих странах. Речь идет не только о жестоких методах коллективизации. В западных странах прощание с традиционным аграрным укладом происходило в виде предоставления крестьянству альтернативы – самостоятельного ведения хозяйства. Тренд модернизации заключался в том, что крестьянин постепенно высвобождался из тех институциональных и ментальных оков, которые на него накладывала традиционная система социальной зависимости, включающая в себя в качестве одной из подсистем крестьянскую «моральную установку» и по большому счету уходящая своими корнями в первобытную архаику. Другими словами, в процессе глубокой и последовательной модернизации происходило то, что выше было названо «аннигиляцией архаики».