Модернизация с того берега. Американские интеллектуалы и романтика российского развития

События в Советском Союзе, столь непосредственно сформированные русским характером, побудили Кеннана (как он выразился в своих первых мемуарах) «поразиться тому, как мало коммунизм повлиял на Россию [и] как сильно Россия повлияла на коммунизм». Посол Буллит занял более умеренную позицию по этому вопросу, но явно разделял мнение Кеннана: «В этом режиме террора и подозрительности много коммунистического, – писал он госсекретарю Халлу, – но также много и русского»[552]. Говоря коротко, Советский Союз был настолько же русским, насколько и коммунистическим. Как сообщил в Вашингтон Буллит, перефразируя русскую шутку «Поскреби русского – и найдешь татарина»:

«Поскреби советского – и найдешь русского»[553]. Под налетом советской современности лежала вечная русскость.

Представления о русскости были основаны на якобы славянских чертах, а также на чертах, связанных с Азией. Сам Кеннан описывал первоначальную славянскую расовую принадлежность как европейскую, а не азиатскую, но он также обнаружил, что русские черты – особенно наименее приятные – имели много общего с «азиатскими». Так называемые монгольские орды, утверждал Кеннан, наложили свой отпечаток на русский характер. Остро осознавая свою физическую незащищенность после таких вторжений, русские стали ксенофобами и одержимо скрытными, что в конечном итоге привело их к «мрачному незнанию внешнего мира». В то же время эти иностранные набеги привнесли «восточные» элементы в политическую культуру России. Эти элементы надолго пережили падение татарского владычества в конце XV века. Кеннан сообщил, что в своих деловых отношениях российские дипломаты испытывали острую необходимость сохранять «лицо и достоинство». Кеннан оценил иронию: «…в государстве, которое географически, этнологически и психологически охватывает значительную часть Азии, нет большего оскорбления, чем обвинять человека или учреждение в том, что они азиаты»[554]. Тем не менее Кеннан и его коллеги сделали такие оскорбления регулярной темой своих дипломатических отчетов. Джон Уайли, например, согласился с тем, что знание «азиатской философии» необходимо для понимания советской политики, а также русской жизни в целом. Эрл Пэкер описал население Советского Союза как «скорее азиатское, чем европейское». Он сказал это, подразумевая (как и Брюс Хоппер) поведенческие, а не этнические понятия, отмечая повсеместную «азиатскую» тенденцию к насильственным крайностям[555].

Якобы азиатский характер России определил политическую и экономическую жизнь Советского Союза. Например, многие дипломаты согласились с журналистом Уолтером Дюранти и академиком преподобным Дж. Эдмундом Уолшем в том, что русские мало уважают человеческую жизнь[556]. Эта знакомая фраза стала мощным проявлением культурного релятивизма, подчеркивая важность понимания России в ее собственных условиях, без навязывания американских ценностей. Первая леди Элеонора Рузвельт высказывалась в подобных выражениях, когда критиковала антисоветски настроенных дипломатов за то, что они стали жертвой «западной одержимости свободой», вместо того чтобы признать отличия России[557]. Но эта поверхностная оценка также препятствовала любым попыткам проанализировать беспорядки раннего сталинизма. Не было бы особой необходимости объяснять или понимать советские события, если бы они были просто проявлениями характера, выкованного полтысячелетия назад.

Американские дипломаты также часто ссылались на Азию, объясняя природу сталинизма и его лидера. Для Хендерсона процессы, связанные с чистками, доказали «полувосточную» натуру Сталина – «мстительную, ревнивую, подозрительную, осторожную»[558]. Наиболее распространенным было утверждение, что у русских нет исторических или природных склонностей к свободе. Публичные лекции Келли, например, привлекали внимание к «расовому и историческому происхождению» русских, объясняя у них отсутствие интереса к индивидуальным свободам. Оценивая советские репрессии в середине 1930-х годов, Боулен подчеркнул, что «у русского народа нет представления о свободе личности». Аналогичным образом, посол в Москве накануне Второй мировой войны Лоуренс Стейнхардт основывал свое описание российской политики на «азиатской» ориентации Советского Союза, имея в виду не тихоокеанские интересы, а жестокую внутреннюю политику[559]. И снова именно Буллит наиболее решительно связал советское поведение и азиатские аспекты русского характера: