Модернизация с того берега. Американские интеллектуалы и романтика российского развития

Американские дискуссии о советской политике сосредоточились на «Длинной телеграмме» как из-за ее политических последствий, так и из-за ее авторитетного тона. Кеннан также выбрал удачное время, поскольку телеграмма распространялась вместе с сообщениями о драматических событиях. К 1946 году уже накопились новости об агрессивной советской деятельности и последовательные ответы Запада: сообщения о перемещении советских войск в северном Иране, арест атомных шпионов в Канаде, упоминание Уинстоном Черчиллем «железного занавеса» посреди Европы и жесткие выступления лидеров Республиканской партии Джона Фостера Даллеса и Артура Ванденберга. Это стечение обстоятельств вызвало именно те вопросы, на которые стремилась ответить телеграмма Кеннана. Внимание, уделенное «Длинной телеграмме» (и ее автору), было вызвано тем, как она представила советскую внешнюю политику – агрессивной и не восприимчивой ни к чему, кроме уравновешивающей силы, – и какие действиях были в ней предложены. То, что Кеннан приписал советскую угрозу русскости, а не коммунизму, не сыграло большой роли в теплом приеме телеграммы в Вашингтоне в условиях усиливающегося охлаждения, превратившихся затем в холодную войну.

Кеннан стал сенсацией в Вашингтоне. Его «Длинная телеграмма» широко распространилась среди высокопоставленных чиновников в Госдепартаменте, военном ведомстве и Военно-морском флоте. Работа Кеннана особенно заинтересовала министра военно-морских сил Джеймса Форрестола, который организовал его назначение в штат Национального военного колледжа. В этом качестве дипломат также предоставлял официальные и неофициальные консультации директивным органам.

Возможность рассказать о России перед призванными на военную службу слушателями позволила Кеннану (как это было в Бад-Нойхайме четырьмя годами ранее) изложить свои взгляды и предположения о советской политике. В этих лекциях Кеннан продолжал применять к Советскому Союзу формулировки о национальном характере и русских традициях. Он объяснил, что понимание Советов требовало психологических инструментов, особенно знакомства с психопатологиями[567]. Например, во время выступления в Йельском университете осенью 1946 года он критиковал тех, кто хотел растратить американскую добрую волю на Советы. Кеннан высмеял этот подход, потому что он «не был основан на реальном понимании русского характера». Он настаивал на том, что идеология не имела никакого отношения к советским лидерам; она обеспечивала «фиговый лист респектабельности». Тем не менее он заключил: «В их системе много старых добрых русских традиций». Кеннан переключался между идеологией и традицией, обращаясь к психологии: «Эти люди, по сути, фанатики». Кремлевские правители унаследовали крайности и лицемерие, которые веками определяли российскую внешнюю политику[568]. Коммунизм был просто последней формой экстремизма.

Теме психологии также была отведена заметная роль в выступлении Кеннана перед престижным Советом по международным отношениям (СМО, англ. Council of Foreign Relations, CFR) на тему «Советский образ мышления и его влияние на советскую внешнюю политику». В этом обращении Кеннан определил ключевые тенденции советской политики – ксенофобию, мессианство и приверженность принципу «цель оправдывает средства». Хотя советские чиновники, может, и выражали эти тенденции, используя язык коммунистической идеологии, Кеннан настаивал на том, что они в конечном счете проистекают не «из Маркса, а скорее из тайников русского сознания». В целом он заключил, что «русские традиции и взгляды удобно согласуются с советской идеологией»[569]. Или, как он выразился в речи в своем родном институте, принцип цели-средства «был чем-то рожденным из темных и языческих глубин самой русской души». В то время как американцы наивно надеялись освободить Советы от их идеологических обязательств, Кеннан отверг эту возможность: «…когда люди говорят о преодолении или изменении этих идеологических убеждений, которые оживляют советскую мысль, они на самом деле говорят о преодолении или изменении некоторых из самых основных и глубоко укоренившихся черт традиционной русской психологии»[570]. Даже значение идеологии заключалось в том, что она выражала сущностную русскость.

Учитывая неуправляемые русские черты – и, следовательно, советскую политику, – реакция Запада должна быть твердой. Кеннан завершил лекцию, сформулировав одну из наиболее значительных и противоречивых концепций холодной войны: «…присущие Кремлю экспансионистские тенденции должны постоянно жестко сдерживаться путем противодействия, которое должно постоянно делать очевидным тот факт, что попытки прорваться через это сдерживание нанесут ущерб советским интересам». В других лекциях Кеннан использовал аналогичный диапазон ссылок на вневременной национальный характер, а не на эпифеноменальные тенденции, такие как идеология. Например, в одной презентации по международным отношениям три машинописные страницы были посвящены описаниям тевтонских, англосаксонских и славянских черт[571].