И мне было радостно. Было такое чувство, словно я по-настоящему вышла в мир. Не то чтобы прежде я в нем не бывала. Я заходила в этот мир в Бейкере, только мне было жарко и о машине беспокоилась. Теперь я оказалась в мире более радостном и, насколько соображаю, этот больше такой, каким должен восприниматься. Ты просыпаешься, смотришь вокруг, прогуливаешься вокруг и думаешь: «Хмм». Так вот на что похожа эта часть страны, какую я никогда прежде не видела. Она прелестна.
А потом ты писаешь, зубы чистишь и что угодно, и – это твоя жизнь.
Я почувствовала, что у меня и в самом деле есть жизнь.
Я достала зубную щетку из багажника, который, к счастью, не запирался. По крайней мере иногда к счастью. Виктор просто закрывает его, перевязывая куском жгута. Там, в багажнике, стояла пара бутылок с водой, так что я отлила немного, чтобы почистить зубы, потом приняла лекарство и насыпала Джексу какого-то собачьего корма из большого пакета.
И задумалась, как бы лекарство не положило конец этому путешествию. Так что я подсчитала и у меня получилось, что осталось на пятнадцать дней. Что означало: мне надо быть дома и в аптеке через две недели. Или раньше. Это не обсуждается. Это жизнь или смерть. Без лекарств я могла бы отторгнуть сердце. А препараты эти невероятно дорогие, так что ни секунды не сомневайтесь, что я не могла купить их сама здесь, по дороге.
Такое обескураживает.
Виктор все еще спал, а потому мы с Джексом еще немного прошлись по дороге, а потом обратно.
Как раз, когда мы возвращались, я и заметила, что одна из шин на машине Виктора приспущена больше, чем остальные. Та, что спереди, с моей стороны. Не со стороны водителя. Она не была спущена совсем. Но в сравнении с остальными выглядела здорово похудевшей.
Виктор поспал еще немного, так что у меня было полно времени, чтобы писать в дневнике, не будучи замеченной.
Про проколы шин
Проснувшись, Виктор вместе со мной осмотрел колесо.
Он только что не прижался к шине ухом и слушал. Я просто ждала, потому как, если бы я сказала что-нибудь, это могло бы помешать ему услышать то, что он старался обнаружить.
Потом он выпрямился. Тут я и спросила:
– Виктор, что ты там выслушивал?
– Хотел разобраться, смогу ли я расслышать, как выходит воздух.
– Смог?
– Нет.
– Значит, все в порядке, верно?
– Говоря относительно, да.
– У тебя запасная шина есть?
– Да. Есть.
– Здорово.
– Только у меня нет монтировки и нет домкрата.
– Ой. А я не знаю, что это такое.
– Они нужны, чтобы колесо поменять.
– А-а.
– Так что, полагаю, мы просто едем дальше, насколько повезет. Может, это прокол. Может, в пути от этого мало что изменится. Может, мы даже где-нибудь по пути увидим заправку.
– Ага, может быть, – кивнула я. Потому как хотела, чтоб этот день так и остался добрым.
– Впрочем, ехать я буду намного медленнее. Выжимать с таким колесом 55[33]
небезопасно.– Ладно, – пожала я плечами. – Хорошо еще, что мы не торопимся.
Ехали мы, как казалось, на самом деле долго. Чуть не целый день. Воспринималось это как пятьсот миль, но, наверное, просто потому, что двигались мы так медленно.
Погода изменилась, стало очень ветрено и темно.
Наконец показалась заправка. На ней стояли два больших туристических автобуса с работающими моторами, отчего было по-настоящему шумно. Похоже, все на заправке были заняты делом.
Я вышла из машины и повела Джекса на поводке прогуляться, потом воспользовалась туалетом, выстояв, правда, длинную очередь, и, оказавшись в кабинке, сполоснула лицо.
Когда я вернулась к машине, Виктор сообщил, что с него попросили двадцать пять долларов за то, чтобы заклеить камеру, и пятнадцать долларов за то, чтобы поменять шину. Малый с заправки отказался хотя бы одолжить Виктору монтировку с домкратом. При этом еще и выразил сомнение, когда ему удастся приступить к работе.
Так что Виктор попросту подкачал шину, и мы поехали дальше. На средней скорости.
Дождь лил, как сумасшедший. Дворники едва-едва справлялись.
О том, как мы, наконец, туда попали
Мы доехали до самого конца дороги, которая закончилась у «Сторожки Северной стены». Мы припарковались на гостиничной стоянке, и как раз вовремя: дождь прекратился. Виктор вышел и вновь осмотрел колесо. Воздуха в шине осталось больше, чем было до подкачки. Но меньше, чем сразу после нее.
Я видела, что парень обеспокоен этим и ему было трудно думать о чем-то еще.
Я же волновалась совсем-совсем о другом.
Мы направились к краю каньона. Все втроем. Джекса мы вели на поводке, так что никто не мог сказать, что ему туда нельзя.
– Знаешь, – сказала я, – если это не оно, тогда у меня и вправду нет ответов. Если это не оно, тогда я не представляю, что это.
– Я знаю, – сказал Виктор.
То, как он это произнес, сказало мне не о многом. Я не увидела, как бы он расстроился, если бы это было не оно. Знала только, как бы расстроилась сама.
Что было довольно гадко.
– Интересно, сколько сейчас времени? – громко спросила я. Не могу сказать, с чего я решила, что Виктору это известно.