Мое личное чудовище

Асфальт зиял ямами и промоинами, обочина поросла пыльным бурьяном, за которым проторили узкую тропку. Я шла по самому центру, прислушиваясь и приглядываясь.

Ночью, без этой толпы, без камер и отражателей было бы проще. Ночью тайны не прячутся за высокими заборами, не щерятся из разбитых окон старых домов, не мелькают солнечными зайчиками. Ночью они выходят из своих укрытий и любой, и имеющий глаза и уши может увидеть и услышать то, что желает рассказать прошлое.

Но как же я завидовала тем, кто слеп и глух к этому явлению!

Дома стоял вперемешку: новые, за свежевыкрашенными штакетниками, с пышными палисадниками и покосившееся, вросшие древним фундаментом в землю. Они тоже манили, шептали, дразнили… Но вряд ли съемочная группа приехала сюда из-за старья. Я искала что-то совсем свежее и понятное… а непонятное и страшное шло следом, сбивая пыль с травы. Кутаясь в платок, оно не сводило с меня бездонных глаз, в которых поселилась зима.

19

Искать что-то в таких условиях было просто невозможно! И я свернула с асфальта:

— Извините… мы можем поговорить?

Женщина смотрела как-то испуганно, даже оглянулась, не сразу поняв, что я к ней обращаюсь.

— Наверное… не надо…

Голос звучал неуверенно. Но я уже понимала, почему она здесь, почему провожает каждого экстрасенса, приехавшего в это село: сквозь заиндевевшую синеву глаз, как сквозь лед, проглядывала надежда. Робкий, едва заметный огонек. Тусклый, готовый вот-вот погаснуть, оставив после себя черный, мертвый фитиль.

— У вас двадцать минут, — встряла ведущая. — Если вы не успеете…

Что мне до какого-то дома, когда рядом погибал человек. По-настоящему, не как в книгах. И, отмахнувшись от ошарашенной девушки, я потащила несчастную женщину подальше от толпы:

— Где мы можем спокойно поговорить?

Тут же подскочил оператор:

— Пожалуйста, встаньте так, чтобы свет…

Захотелось выругаться. Смачно, чтобы у всех уши в трубочку завернулись. Но единственное, что позволила себе, громко заявить:

— Можете считать, что задание провалено. У меня тут дело поважнее! — и потащила недоумевающую женщину прочь.

— Так где мы можем поговорить?

— В кафе, наверное, — она нерешительно оглянулась.

Часть зевак откололась от основного действа и последовали за нами.

При мысли о трех пластиковых стульях и закопченном мангале рядом с ларьком, стало не по себе. И все же пришлось смириться:

— Нам не помешают?

— Помешают…

Вздох прокатился ледяной поземкой.

— Если вы не против… пойдемте ко мне домой.

— Хорошо.

О том, что может скрывать за собой такое приглашение, не думалось. Напротив стояло отчаянно нуждающееся в помощи существо, а окружающие мешали! И я послушно свернула на тропинку, зажатую с двух сторон высокими заборами из металлопрофиля.

Она уперлась в покосившуюся калитку. Пропустив меня вперед, женщина накинула на штакетину веревочное кольцо и махнула рукой:

— Проходите!

Ухоженные грядки приподнимались справа и слева. Я с трудом отогнала нехорошие ассоциации. Аккуратно подвязанные кустики помидоров, синие бочки баклажанов лежали на мульче из опилок, а в теплице зрели огурцы.

Крыльцо тоже недавно подновляли, оно даже еще пахло краской. Чистые окна веранды сверкали на солнце.

В доме было душно. Случайно коснувшись батареи, я отдернула руку: она полыхала жаром. Топить? Летом?

От желания вызвать психбригаду спасло ясное понимание: женщина совершенно здорова.

Она указала на стул и сама уселась напротив, поставив локти на стол. В кухне воцарилось тяжелое молчание.

За окном что-то мелькнуло. На крыльце послышались грузные шаги.

В дом сунулся оператор. Блестящий глаз камеры повел вправо, влево, остановился на нас…

В следующий момент я была уже рядом с ним. И, выпихнув мужчину обратно на крыльцо, захлопнула дверь:

— Не мешайте! Это опасно!

Но люди, ежедневно видящие изнанку «мистического», не поверили. Камера, поднятая на вытянутых руках, заглянула в окно.

Пришлось задернуть занавески. Пальцы коснулись форточки — открыть, впустить немного свежего воздуха но, оглянувшись на хозяйку дома, передумала: у той зуб на зуб не попадал.

— Это порча, — даже всматриваться не пришлось, все как на ладони.

— Я знаю, — она кивнула и отвела взгляд. — Наказание за грехи мои…

— Любому наказанию приходит конец, — пальцы коснулись её рук.

Какие холодные! Словно лед. Или… О мертвых думать не хотелось. Да и передо мной сидел живой человек. Только бесконечно уставший и замерзший.

— Значит, вы знаете, за что вас так приложило.

— Конечно. Мужа из семьи увела. Приворотом. Любила очень. И думала он меня тоже, — проклятая замолчала. Потом вздохнула: — Но забыла, что насильно мил не будешь. И слишком поздно поняла, что получила только тело: душа и сердце остались там, с бывшей.

— Она порчу навела? — я водила руками вдоль позвоночника. Кончики пальцев покалывало от холода. Такого я еще не ощущала и сомневалась, смогу ли помочь. Все-таки дилетант.

— Да какой там… Такое не всякому под силу.

Голос неуловимо изменился, я даже не поняла, что случилось, как оказалась лицом к лицу с проклятой.

Глаза в глаза.