Мое побережье (СИ)

Теплые, мягкие пальцы. Путаница собственных волос на плечах. Длинные подрагивающие ресницы напротив и набат сердцебиения в ушах.

— Пусти, — хрип такого непривычного голоса, совсем тихого, сочащегося злобой и обидой.

Его запах, от которого ехала крыша, накрывал с головой; он слегка наклонился, и глаза оказались почти на одном со мной уровне.

— Я не девочка на одну ночь, — беззвучно, на грани сомнения, было ли это действительно произнесено вслух. И вдруг, так же тихо:

— Я знаю.

Рот приоткрывается в очередной попытке выразить протест, но Тони поднимает руку и неуверенно касается щеки, оглаживая совсем рядом с губами. Смотрит в глаза. Прямо, в упор, отчего в груди щемит от эмоций, и я слишком быстро тону в этом взгляде.

Веки вздрагивают и опускаются, когда он целует осторожно, почти не раскрывая рта, вызывая бешеную дрожь где-то глубоко внутри от нежности, так ему не свойственной. Нежности до сдавленного дыхания. Замирает, а затем обхватывает лицо и настойчиво тянет на себя. Я не сдерживаюсь — срываюсь на дрожащий полустон.

Его язык скользит внутрь, вызывая тонкий всхлип.

— Стой, — на выдохе, в едва разомкнувшиеся губы. Пальцы замирают на его шее, то ли пытаясь притянуть, то ли — оттолкнуть, чувствуя, как сильно бьется его пульс, посылая коже дрожащие импульсы.

Не остановился.

Притянул к себе, обхватил рукой за шею, зарылся в волосы. Ворот застегнутой на все пуговицы рубашки неприятно душил, однако он вдруг несильно потянул за пряди и вынудил откинуть голову, а в следующий момент врезался губами с такой бесконтрольностью, что затылок стукнулся о деревянную поверхность, и в горле застряло задушенное восклицание.

На грани укуса.

Это было ненормально. Сплошное сумасшествие — все, начиная от губ, накрывающих слишком хаотично; глупых лихорадочных мыслей, совершенно пустых и ненужных; рта, что буквально терялся под его напором; сбившегося дыхания; груди и живота, прижатых к нему слишком тесно.

Он толкнулся бедрами, впечатывая в дверь. Отрываясь от поцелуя, глядя в глаза. Пальцы впились в его плечи, в ткань этой чертовой белой рубашки с завернутыми до локтей рукавами, комкая, заставляя прижиматься ближе, когда он вдруг начал медленно двигаться. Скользя пахом по животу и бедрам, с силой проводя ладонями вниз, по ребрам, к тазовым косточкам.

Нет.

— Тони…

Он не слышал. Или не слушал. В собственных ушах исполински шумела кровь.

Нельзя.

Пожалуйста.

Хочется.

Прижимает к себе так сильно, что почти больно.

И тем разрушительней оказывается стук из внешнего мира, выбивающий из головы абсолютно все мысли, когда-либо там бывшие.

— Старк! Ты — конченная сволочь, знаешь об этом? — настойчивая атака в направлении двери с обратной стороны повторилась. Я не помнила себя и как умудрилась выскочить из его рук, на подгибающихся ногах удаляясь куда-то к кровати и бессильно плюхаясь на покрывало. — Открой эту чертову дверь, иначе…

Тому, что должно было произойти в противном случае, не довелось быть озвученным; Тони дернул ручку резко. Я не могла видеть взора, обращенного к возникшей на пороге Наташе, но воображение успешно дорисовало тот вкупе с гробовым молчанием, воцарившимся в следующую же секунду.

Случаи, когда он не отвечал на выпады, можно было пересчитать по пальцам. И только когда дверь за ним захлопнулась громко и яростно, в груди что-то оборвалось.

Я бездумно прижала ладонь к губам, на которых все еще будто парили призрачные ощущения поцелуев. Невероятно хотелось разрыдаться. Забыть его вкус, который намертво въелся в язык.

— Я не вовремя?

— Нет, он, — попытка улыбнуться настолько жалкая, что тошно от самой себя. — Он всегда такой. Не принимай на свой счет.

Почему человек не может сжиматься по желанию до размеров атома и теряться в пространстве?

Кажется, я была готова продать душу за такую возможность. И пусть я бы навсегда осталась в квантовом мире. Пусть.

Только бы не здесь.

Ибо я не уверена, что смогу выдержать эти американские горки.

Комментарий к 15.

«Anastacia — Left Outside Alone».

========== 16. ==========

Мое внимание было приковано к изображению ежевики на белой, достаточно простой, и в то же время милой футболке.

— Что с тобой?

Растерявшись, я непонимающе моргнула, теряя фокус на зеленых листьях.

Телевизор вещал дурацкую рекламу не менее дурацких «закажи сейчас, и получишь второй комплект в подарок!» товаров. Наташа уговорила меня сходить за вином. Я не могла назвать себя достаточно трезвой, но язык за зубами пока держать удавалось. Хотя уже очень, как это обычно бывает, хотелось порваться в бесконечные жалобы на тему несправедливости судьбы и проблем, ставшими в моей жизни хроническими.

— Со мной? Все хорошо, — и я не лгала. Ей-богу, не лгала.

Я честно старалась смеяться искренне, дабы не огорчать Брюса в его праздник своей кислой миной. Не подавать виду, что мне как минимум неприятно, едва Тони, соприкоснувшись со мной локтем, стремится отойти на шаг в сторону.

Не разрываться от желания попросить его отвернуться, когда наступала моя очередь делать бросок.

Не смотреть в сторону двери, где всего лишь меньше часа назад…

— У тебя грустные глаза.