Мое побережье (СИ)

Проглотить невидимый, тугой ком обиды, разбухший в глотке. Пустая рюмочка, которую я отобрала у Хэппи, с легким звоном соприкоснулась с поверхностью стола. Барнса дважды просить не потребовалось.

Стакан он заполнил соком и услужливо приставил рядом. Наблюдая за его манипуляциями, я повторила маневр, беря в левую руку водку и в правую — сок.

— Итак, — веселый голос прозвучал с намеренным нажимом. Девочки, сидевшие против нас, оживились. — За Тони!

Он ловко опрокинул рюмку в себя. Даже не поморщился — приложился к соку, опустошая стакан сразу наполовину.

Я тяжело вздохнула, готовая к тому, что меня сейчас жутко передернет, но…

Вкусовые рецепторы, очевидно, не поняли обмана. А сок с надписью «мультифрукт» на коробке оказался очень вкусным.

— Как тебе сказать. Это своего рода интеллектуальные игры: вот Стиву на экзамене попалось задание с рассуждением на тему «Что было бы с США, если бы», — Барнс запнулся, поморщился, небрежно взмахнул рукой, — какого-то там месяца, какого-то года «не был убит Авраам Линкольн».

— 14 сентября 1865 года, — я улыбнулась и поежилась от очередного порыва ветра, упираясь хребтом в заборчик на веранде сильнее. — Это ведь заставляют знать каждого ребенка, сдает он экзамен по истории или нет.

Когда к столу начали постепенно подтягиваться другие ребята, мы с ним уже умудрились обмолвиться парой слов, завязав незатейливый диалог. Кто ж знал, что после третьей рюмки разговор станет настолько увлекательным, что шумное компаньонство покажется нам лишним?

Опьянение не было критическим. Скорее — на той стадии, когда развязывается язык и хочется поведать обо всем, о чем только успеешь, и когда пресловутая часть тела начинает медленно заплетаться, однако разум остается при тебе. Пока при тебе.

Баки смешно сморщил нос.

— Я даже геттисбергскую речь в свое время не учил. Это Роджерс у нас фанат.

Хотя никакой разговор не смог бы заманить меня настолько, чтобы бросить Хэппи в одиночестве, как это сделало вынужденное обстоятельство, именуемое Тони Старком. Он заявился на кухню, принимаясь нарезать круги недалеко от нас, и мне сталось слишком тошно от его общества, чтобы выносить то и далее.

Давно позабытое чувство пустого места, стоило рядом оказаться очередной флиртующей зазнобе. Я настолько беспечно умудрилась отвыкнуть от него, что удар ниже пояса едва не заставил согнуться пополам.

Худшая пара часов в моей жизни.

Я оставила стакан с соком на кухне, удаляясь вслед за Барнсом на веранду. О том, чтобы «украсть» по пути со стола кусочек какого-нибудь десерта, не шло и речи — кусок в горло не лез.

Старк танцевал с каждой подвернувшейся под руку девицей.

Лапал их за бедра, прижимал к себе, заискивающе улыбался и что-то нашептывал на ухо.

Я подталкивала Барнса в лопатки, боясь в любую секунду сорваться и дать волю эмоциям, подтверждая распространенный стереотип «все девчонки — плаксы». Самолюбие оказалось не просто задето — разбито, втоптано в самую грязь, по которому для верности еще и попрыгали, а после, как удобряемые органические вещества, прихлопнули лопатой.

За пару часов я поняла несколько истин: на улице с наступлением ночи становится порядком прохладно; если скрестить руки на груди, то не придется краснеть от осознания, что по коже бегут мурашки, а ткань сарафана — слишком тонкая, чтобы скрыть детали, не предназначенные для чужого взора; шлюхи мужского пола существуют. Да прости меня господи за сие мракобесное сквернословие.

Нужно быть отъявленной мазохисткой, чтобы полюбить одну из них.

Я не заметила, как замолчала на неопределенный промежуток времени, задумываясь и выпадая из реальности, — не очень прилично по отношению к моему собеседнику, — и посему вздрогнула от неожиданности, когда моего плеча коснулась чужая ладонь.

— Ты замерзла, — констатировал Барнс, бегло очерчивая пальцами линию руки до локтя. — Не хочешь пойти потанцевать?

Единственное, чего я хочу: вооружиться крупным валуном и зайти с головой под воду, оставаясь там до той поры, пока последние пузырьки воздуха не расчертят волнующуюся поверхность моря.

Из подрагивающих от прохлады губ вырвалось равнодушное:

— Можно.

Барнс взял меня за руку, ведя по направлению к входной двери.

Нет, я не дура и прекрасно понимаю, какое значение приобретает факт общения с тобой лица мужского пола на подобной вечеринке. В узких кругах об этом говорят: «склеил». Сначала он обнимает тебя за талию, а через пару минут толкает в незапертую комнату и скользит руками под юбку. Всем знакомая ситуация. Классика жанра.

Я не собиралась напиваться настолько, чтобы перестать воспринимать окружающую действительность и, неспособной к сопротивлению, оказаться в постели с Баки Барнсом. У меня есть голова на плечах и язык, умеющий выражать протест. А эта танцевальная «прелюдия»…

Черт с ней.

Подвыпивший новый знакомый — меньшее из зол, что меня волновало на данный момент.