Когда мы оказались в гостиной, то обнаружили, что верхнее освещение погасили. Желтоватые полоски света мазали кухню, и тусклое свечение бра освещало верхние ступени на второй этаж. Местами проглядывались огоньки вспышек — кто-то снимал танцы на камеру телефона.
На самом деле, здесь было очень весело. Возможно, я бы уже давно смеялась, склонив вперед корпус и цепляясь за плечи Баки, соглашалась выпить на брудершафт и позволяла этим рукам ловким движением сдергивать тоненькие лямочки сарафана в уединении темной комнаты, и мне не пришло б в голову сожалеть о содеянном. А, быть может, у меня был бы занудный парень, запрещающий мне посещать подобного рода тусовки под угрозой разрыва отношений, и сим вечером я бы сидела у себя дома, читая тошнотно-романтичную книжонку и думая, что его контроль на грани маразма — естественно и нормально.
Все было бы иначе, если б в моей жизни однажды не появился он.
Если бы мама не увлеклась плетением двух косичек на моей голове, кексы в духовке бы не подгорели. Если б еще юный и ретивый Снежок не запрыгнул на стол, сбивая со стола тарелку с печеньем и рассыпая единственное лакомство к чаю по полу, маме бы не пришлось печь эти самые кексы.
Пока она занималась устранением кулинарного конфуза и уговаривала папу сходить в магазин, я под шумок выскользнула на улицу.
Летнее солнце палило во всю, однако это не помешало мне разглядеть на площадке яркую красную кепку мальчишки, возящегося с большим игрушечным грузовиком.
Глупость.
Я подняла взгляд, неожиданно встречаясь с глазами Тони. Пристальные. Темные. Он прижимался к очередной девице, зарывался пальцами в ее волосы на затылке.
Эффект бабочки.
Сделать вид, что мне плевать, оказалось неожиданно легко — видимо, сыграл фактор обиды.
Только душу драли кошки. Топтались, выпуская когти, затевали протяжную мяукающую песнь, и эта незримая вибрация проносилась по венам, выкручивала кости. Так, что от бессилия самой хотелось взвыть.
Нельзя себе даже представить, сколько тупого отчаяния, сколько неспособности жить умещается в душах людей.
Небеса смеялись над нами навзрыд.
Я поддалась Баки, ненавязчиво притянувшему меня за талию ближе, и неловко уперлась ладошками в грудную клетку. Повезло с существенной разницей в росте — не пришлось паниковать от близости его лица. Не зная, что делать, зацепилась пальцами за его предплечья и принялась до боли всматриваться в толпу, где исчезли родные темные вихры.
У него, и правда, божественные руки. Моя кожа никогда и близко не становилась такой гладкой и нежной, выдави я на запястья хоть добрую горстку увлажняющего крема.
Просто это были не те руки.
Танцевать, не говоря друг другу ни слова, глядя при этом куда угодно — только не на него, казалось странным. Я пыталась разобрать язык, на котором звучала проигрываемая песня; для французского он был слишком «не картавым». Итальянский? Чересчур грубо. Португальский… нет. Наша соседка постоянно обвиняла своего мужа на родном говоре, и по прошествии стольких лет иноземную речь данной географической точки я уже ни с чем не спутаю. Явно не испанский, который я бы узнала сразу. Быть может, румынский? Приятный мужской голос мелодично воспевал некую героиню и героин.
Баки Барнс был привлекательным парнем. Но Баки Барнс не был Тони Старком.
Из музыкального транса нас одновременно вырвало сметенное: «Простите, что отвлекаю». А, повернув голову, я едва инстинктивно не вырвалась из кольца объятий; отчего-то настигло чувство стыдливости.
— Я только хотел сказать, что уезжаю, — проговорил Брюс, мимолетно покосившись на наручные часы и взмахивая телефоном, как бы указывая направление, в коем собирается двинуться.
— Уже? Погоди, — легкое опьянение и расплывчатость сознания временно отошли на второй план. — Извини, я сейчас вернусь, — я растерянно дернула Барнса за пуговицу на рубашке, ощущая себя жутко не в своей тарелке.
— Конечно, — он задержал руку на моей талии и лишь затем отпустил, чуть улыбнувшись. — Я буду на кухне.
То, как он сжал напоследок мою ладонь, не укрылось от внимания Беннера. К счастью, ему не пришло в голову задавать вопросы.
Мне следовало ожидать, что без его присутствия не обойдется. И все же встречаться лицом к лицу с человеком, от которого отчаянно бегала весь вечер, оказалось… странно.
Тони отбросил недокуренную сигарету в песок. По относительно беспечному выражению лица становилось ясно: он не знал, что ему предстоит прощание с другом далеко не до следующего утра.
Страшно представить его реакцию, когда все всплывет на поверхность.
— Уезжаешь в самый разгар веселья, — произнес Старк, равняясь с нами по пути к своеобразной «автостоянке».
— Похоже на меня, — Брюс усмехнулся, однако мне удалось заметить нервозность в его тоне.
Разумеется. Он избрал опасную дорожку.
Чем больше мы отдалялись от дома, тем тише становились отголоски ритмично отбивающей мотивы последних новинок музыки. Тем легче было различить шипящее буйство стихии, поблескивающей черной гладью в свете высокой луны.
Шли в полной тишине.