Мое побережье (СИ)

— Да сдался мне твой телефон, — порыв, не увенчавшийся успехом. — Удали ее!

— Еще чего, — невозмутимо фыркнул и демонстративно спрятал устройство связи в карман.

Я почти уверена, что получилась на запечатленном моменте ужасно.

Спорить дальше возможным не представлялось — на нас итак уже недовольно оглядывалась некая дама с лицом презирающей всю молодежь одинокой женщины за сорок. Умолять? Очень смешно. Как будто на Старка это когда-то действовало.

— Зачем она тебе? — решилась на тактику сбивания с толку, рассчитанную на невозможность нахождения с ответом и твердой аргументацией.

Однако Тони легкомысленно пожал плечами.

— Я бы ответил, — проговорил он с напускной серьезностью, для пущей убедительности скрестив руки на груди, — но, боюсь, это прозвучит слишком непристойно, а догадаться о том, что именно будет согревать меня холодными ночами в Нью-Йорке, ты и сама в состоянии.

Когда я возмущенно пинаю его коленом под столом, Тони фыркает и заразительно смеется.

Дурак.

Дождевая капля тяжело разбилась прямо о кончик носа. Я вздрогнула, торопливо вытирая лицо, и покосилась на обратившего взор к небу Старка. Крепче обхватив себя руками, я окинула отстраненным взглядом улицу, наблюдая, как проходящие мимо люди ускоряют шаги, стремясь спрятать головы под навесами. Заскакивают в первые попавшиеся кафе и магазинчики. Откуда-то льются смех, вскрики и недовольное ворчание, смешивающееся с периодическими проклятиями в адрес нерадивых синоптиков. По мере того, как дождь расходился, а улочка редела, мы брели вперед, и Тони хмурился от прохладных капель.

Прятаться не хотелось. Хотя я и знала, что он не очень любил мокнуть под разбушевавшейся стихией, идти на маленькие негласные уступки и предлагать фактически повисшее в воздухе: «А как насчет того, чтобы позвонить Джарвису?..» желания не возникало.

Я любила промокать до нитки и после отогреваться в теплой ванной, кутаться в мягкое одеяло и с пузатой кружкой чая листать красивые картинки в Интернете.

Что могло быть уютней домашнего тепла, когда за окном пузырятся лужи?

И вдруг — ощутимый стук по самой макушке.

Одна горошина летит за другой, стукается о потемневший от влаги асфальт и пружиняще отскакивает, и вот уже перед глазами рябит «белый шум», отдается в ушах шелестом сломанного телевизора, в который сливается град.

Картина перед глазами стремительно сереет и расплывается: дождь расходится стеной. Волосы и одежда мокнут и тяжелеют; а я только глупо улыбаюсь и ежусь, мысленно жалея о том, что не могу откинуть голову и позволить оглушительным каплям скатываться по лицу — с моей катастрофической невезучестью слишком велика вероятность, что одна из льдинок стукнет прямиком по векам, и завтрашним утром я буду красоваться на церемонии вручения аттестатов с ярким синяком под глазом.

Чужая рука схватила мое запястье так внезапно, что я вздрогнула. Тони быстро шагает впереди — почти бежит, и что-то беспорядочно говорит.

Минуту, говорит?

— …совсем с ума сошла, в такой ливень, прогулочной походкой, по ледяным лужам!

Как по команде, я смотрю под ноги и отчего-то только сейчас замечаю, что плитка под подошвами рябит и плывет.

Действительно: ледяная.

Настолько, что стопы в легких балетках почти немеют.

Он все еще бубнит себе под нос, волоком затаскивая меня под ближайший козырек, принадлежащий книжному магазину. Тони упирается спиной в деревянную витражную дверь и не терпящим возражений жестом притягивает меня к груди. Так, что я утыкаюсь носом в его плечо.

Мускус, карамель, озон и почти выветрившийся запах сигарет. Возможно, он курил до встречи со мной в кафе.

Я закрыла глаза, понимая, что он упрямо продолжает отчитывать меня за легкомысленность, распаляется о глупости идеи высовываться на улицу под дождь. Ткань неприятно липнет к телу, стесняет движения, но плевать; руки скользят по его талии, обвивают корпус, и грубоватый, уже такой мужской голос успокаивается, становится мягче.

Лупящие струи стекали по водостоку и трансформировались при встрече с землей в грязные, серо-коричневые лужи.

Он держит так крепко. Словно бы пытаясь согреть тело, которое уже давно бьет дрожь.

На секунду вздрагивает, когда холодные губы прижимаются к его подбородку.

— Ворчун.

Прямой взгляд сверху вниз. Взмах ресниц — прикрывает веки.

И вместо ответа — скользит такими же продрогшими губами по моему лбу.

***

Даже факт, что я выползла из кровати довольно давно и успела умыться, позавтракать да накормить ненасытного кота, не позволил остаткам дремоты окончательно выветриться из головы; а ощущение, что я до сих пор пребываю в чрезмерно реалистичном сне, не покидало.

Нелепые предположения основывались, в первую очередь, на ярко-золотистом солнце, озарившем улочки в нашем вечно хмуром, залитом дождями городке.

Маунт-Вернон, округ Скаджит, штат Вашингтон. Провинциальный городишко, население которого едва ли переваливает за три десятка тысяч человек.