Мое побережье (СИ)

— Том что-то там на «х», помню, — Старк забавно важно кивнул. — Этот тип со смешными усиками, похожими на щетку для обуви, из «Боевого коня».

— С усиками был Бенедикт Камбербэтч! — я стукнула его носком по лодыжке. — Ничего ты не помнишь. Его я тоже люблю, но с Томом все серьезно.

— И после этого ты записалась в наездницы? — он странно усмехнулся, прочистил горло и прикусил щеку, как бы пытаясь не рассмеяться.

— Почему? — чувствовала себя недалекой глупышкой, не сразу понимая, к чему он ведет.

— Ты. Сверху.

— Конечно я сверху, потому что я старше, — я говорила, словно о самих собой разумеющихся вещах.

— Пф, где ты там старше?

— Почти на год, — казалось бы, тема была четко определена, но ощущение, что происходящее имеет некий двойной подтекст, не покидало.

— Сентябрь, октябрь, — начал Тони и на пару секунд затих, будто перешел на счет в уме. — Девять месяцев — это не год.

— Почти десять, двадцать девятое мая можно считать за июнь, — я часто помыкала им сим маленьким и сомнительным преимуществом, пытаясь найти хоть одну деталь, в коей бы я его опережала.

— Никаких не десять, двенадцатое сентября — это еще август. И на моем фоне, если судить с точки зрения развития, ты определенно ребенок, — снова этот взгляд. Этот странный по тому, что имел весьма явственную природу происхождения, взгляд.

Так он смотрел либо на своих девиц, либо двусмысленно поддевая меня.

Смысл ранних реплик внезапно дошел. Вот же…

Ненавижу.

Я приподнялась на вытянутые руки, то ли грустнея, то ли злясь, наконец-то намереваясь слезть.

— Иметь испорченную натуру — не значит созреть морально.

— Одно другому не мешает.

Открыла рот, желая оставить последнее слово за собой и бежать с территории злосчастной кровати, но прозвучавший со стороны голос выбил из головы все мысли:

— Не хочу отвлекать, но я все еще здесь, — Хэппи сидел, развернувшись к нам лицом, и выглядел весьма… смущенным. — Вы заставляете меня чувствовать себя лишним.

— Хочешь, — Старк крякнул, когда я нарочно уперлась локтем в его грудную клетку, — присоединяйся.

— Сколько можно все опошлять? — поправила завернувшуюся футболку, огляделась в поисках проклятых очков — сунуть бы их в рот, авось замолчит.

— Я и слова не сказал, — кровать прогнулась под его тушей, принимающей вертикальное положение; как можно излагаться с такими наигранными интонациями негодования? В этом человеке умирает актер. — Ты сама в своей нежной, якобы непорочной головушке все переворачиваешь с ног на голову. — Я всучила ему очки, чуточку жалея, что стукнуть оными по лбу нельзя. — Благодарю.

А теперь пошел вон.

Тони показательно надел аксессуар, и я, чтобы не улыбнуться, поспешила отвернуться, закатив глаза.

После моего напускного диалога без смысла с Хэппи царская натура не выдержала дефицита внимания и предложила «выдвигаться, это не пять минут езды, еще на заправку надо зарулить». И минуты не смог вытерпеть, не находясь в центре событий.

На мою дружескую шпильку у порога, дескать, а номер Брюса-то ты мне так и не дал, Старк неожиданно хмыкнул и посоветовал тщательней проверять свой сотовый. Едва заперев за мальчишками дверь, любопытство вперед ног понеслось в комнату. Голову одолевали догадки, одна хуже другой.

Открыв телефонную книгу, я внимательно следила за строчками, пока не наткнулась на пустой контакт без имени. Через несколько мгновений глаз резануло нечто, записанное как «Врюс Бажжер». Номер совпал с тем безликим контактом.

Не удержавшись, я с тихим стенанием приложилась лбом к книжному шкафу.

***

Если не брать в расчет парочку появившихся кустарников, игравших явную роль украшений, что, насупившись, разрослись под самыми окнами деревянного строения, можно было без зазрения совести заявлять: кафе на Континентал Плейс не менялось как десять лет назад, так и сейчас.

Майк выглядел добротно: побрился и надел выглаженную рубашку, причесался. Умом я догадывалась, какому «компаньону» он возжелал меня представить, но по-детски надеялась, что мои опасения не подтвердятся. Нет, я не эгоистичная лицемерка и ханжа; было бы довольно глупо требовать от отца ставить крест на личной жизни и, подобно ревнивой яростной католичке, надзирающей за своей дочерью-подростком, следить за каждым шагом. Прошло, в конце концов, тринадцать лет. Ни о каком «предательстве по отношению» не велось и речи; во-первых, возраст, когда каждая посторонняя «тетя» воспринималась как «враг народа», давно прошел (а за мной в детскую пору и вовсе не наблюдался — следствие воспитания и атмосферы, в коей я выросла), во-вторых, — какая бы упокоившаяся душа, представься ей возможность на минуту оттянуть свой последний вздох, дабы произнести напутствие близким, не пожелала наказать двигаться любимому человеку дальше?

Не хочу лгать и говорить, что я «не готова» знакомиться с некой особью женского пола. От этой перспективы было просто… никак.

Не уверена, делает ли это меня черствым сухарем, не способным порадоваться за папу, но врать себе — глупо.