Мое советское детство

Муз.руководитель внятно объяснила Лешке, что у каждого актера свое амплуа. И не дело пытаться влезть в чужие валенки (эту историю я тоже как-нибудь расскажу). Вот, посмотри на него (это про меня) – какая синичка с таким честным упрямым лицом Мальчиша-Кибальчиша? Такая синичка скорее удавится, чем сдаст родной скворечник буржуинам. Что это за история, в которой синичка три месяца скрывалась в развалинах скворечника, питалась комбикормом, а по ночам убивала кукушек SS? Точно не наша. А посмотри на этого (это про Серого) – он же вылитый профессор Мориарти! А надень очки – Паганель, что лучше, но тоже мимо образа синички. Его выгони из скворечника, он даже не заметит и пойдет классифицировать морских млекопитающих. Кому это надо?

Синичка должен быть трогательным, ранимым и лиричным. Чтобы зрители ему сочувствовали.

Лешка увял.

Он, конечно, не знал, что через пару месяцев я ударю его по голове рукояткой игрушечного нагана до крови, но все равно чувствовал в словах муз.руководителя какой-то подвох.

Мы репетировали дальше. Лешка бубнил и угрюмо хлопал ресницами, иногда забывая текст, я махал крылышками, голос мой звенел как набат, а Кукушка злодействовал. Серому понравилось быть плохим. У него обнаружился пугающе гипнотический взгляд (просто без очков он плохо видел), а язвительность уже имелась природная. В процессе выяснилось, что играть этот спектакль мы будем три раза. Три! Один раз у малышей, второй – в старшей подготовительной группе, а третий, финальный, на утреннике в своей группе. Понятное дело, нас это не обрадовало.

Но деваться было некуда.

Спустя несколько репетиций, подгонки костюмов (нам просто надели бумажные обручи с нарисованными птицами), наступило время премьеры.

Младшая группа. Гул голосов, звуки пианино. Мы вошли. Малыши сидели по скамейкам, как нахохлившиеся замерзшие воробышки. И смотрели на нас испуганными круглыми глазами. Мой Правильный Воробей выглядел рядом с ними Кинг-Конгом. Деревянный домик, изображающий скворечник, уже стоял в центре зала.

Спектакль начался.

От страха Лешка порозовел и вспомнил слова (со мной в бытность на актерском всегда было наоборот).

– Я синичка, маленькая птичка… – и т.д.

Прилетел Кукушка и лестью, хитростью, наглостью, а потом и силой отнял у Синички скворечник.

– Это мой дом! – возопил Синичка жалобно. Он стоял маленький, белобрысый. Его было смертельно жалко.

Кукушка в ответ зловеще расхохотался. Удачно вышло, у меня даже мороз пополз по коже. Пара малышей заплакала.

– Не плачь, Синичка! Я помогу твоему горю! – сказал я храбро и полетел в бой.

Зрители оживились. Повскакивали со скамеек.

– Выйди вон! – закричал я Кукушке.

– Дай ему! Стукни его! – кричали малыши.

В этом муз.руководитель оказалась права – Лешка вызывал сочувствие. Даже когда он все-таки забыл текст, и муз.руководителю пришлось ему подсказывать, Леша только стал ближе к народу. Мелкие прониклись к синичке и всячески за него болели. Ситуацию они переложили на себя, поэтому вмешательство Правильного Воробья вызвало бурю восторгов. Я сердито наседал на Кукушку и яростно махал крыльями. Мелкие вопили и радовались. Кукушка позорно бежал. Аплодисменты. Я был герой.

После утренника я честно сфотографировался с кучей мелких. Я терпеливо стоял, пока родители щелкали "зенитами" и "сменами-м", а малыши преданно заглядывали мне в глаза. Я был такой коллективный старший брат. С таким ничего не страшно, думали мелкие. Думаю, в тот момент я почувствовал легкий "комплекс самозванца".

Родители мелких подходили и говорили, что мы хорошо играли (особенно Лешка), но нас это не трогало. Мы были словно группа трагиков МХАТ, отрабатывающая повинность на корпоративах. Космические инженеры на картошке. А нас хвалили за умение надувать шарики и сбор с куста… тьфу.

С Лешкой тоже фотографировались, а Кукушку мелкие боялись. Встретив его расфокусированный взгляд, малыши ежились и прятались друг за друга. Так что вокруг Серого было пустое пространство.

Потом нам вручили подарки – такие же, как у малышей. Мы с парнями оглядели цветные пирамидки и пожали плечами. Ээ… это зачем? Ну, хоть конфет дали, правда, почти все с белой начинкой (такие я не ел, только с черной).

Затем была старшая группа. Подготовишки смотрели на нас, как на мелких клоунов, но тоже повеселились, глядя спектакль (особенно, когда Лешка традиционно забыл слова, а я атаковал Кукушку). И даже сфотографировались с нами после – в основном девчонки. В этот раз нашей труппе тоже вручили подарки – такие же, как для старших. Маленькие счеты и конфеты.

И наконец, настал день финального спектакля. Это был утренник нашей группы.

Мы вышли вальяжно и раскованно, словно опытные комедианты, и отыграли влет, как по маслу. Лешка даже ни разу не забыл текст.

Все закончилось.

Я стоял, опустошенный, когда к нам подошла муз.руководитель. Я поднял взгляд.

– Это провал, – сказала муз.руководитель надломленным голосом. – Боже мой!

Я посмотрел на нее с недоумением. Что?

– Как замечательно вы выступали у малышей и у старших… а тут! Тут!