Мое темнейшество

Что ж, похоже, настало время проверить, насколько слова пресветлого расходились с делом. Ведь я был вылитым клиентом этой богадельни: болящим, нищим (я проверил сумку того детины – ничего стоящего, лишь дюжина гнутых медек, пара безделушек вроде огнива и ножа и тряпье), немощным, скорбным… и далее по списку.

Конечно, при другом раскладе и в здравом уме я бы ни за что туда не поперся, но солнце было в зените, кукушка – вне дома, а погоня – на хвосте.

Так что я решился. Осталось только лицо сделать подурнее – кхм – поодухотвореннее. Может, и выгорит чего…

Вот только когда я вошел в храм, оказалось, что помощь здесь для бедных телом и кошельком исключительно духовного плана. Даже похлебки на лебеде не раздавали! Это был минус. А вот плюс: местным патером оказался Одо… тот самый Одо, с которым мы некогда делили пайку хлеба в приюте.

Только за минувшие годы приятель повзрослел и… хотелось бы сказать, возмужал, но скорее воспушал: черные кучерявые волосы сейчас и вовсе напоминали шапку, которая была в ходу у горцев, а подбородок украшала бородка.

А вот что осталось прежним – это тощая фигура, живые глаза, длинноватый, словно созданный для того, чтобы его совали во все интересности, нос.

– Дирк?! – потрясенно выдохнул друг, тем дав понять, что и я не сильно-то за эти годы изменился, а после распахнул руки для приветствия. – Какими судьбами? А нам в приюте все говорили, что тебя драконы сожрали, – весело добавил он.

– Подавились, – воскликнул я, широко улыбнулся, обнимая приятеля, и начал делать то, что умел едва ли не лучше черной волшбы, – лгать: – А зашел я сюда исповедоваться… Выслушаешь старого приятеля? По-дружески?

– Конечно-конечно, – с охотой отозвался кучерявый.

А я же быстро огляделся, прикидывая, к какой из ниш направиться. Всего их было в храме семь, и стояли они полукругом. В каждой – статуя бога. В зависимости от того, в чем ты хотел покаяться и чьей помощи испросить, к тому изваянию и надлежало подойти.

По центру стояло изваяние Эльдора – бога огня и жизни с солнцем в руке. Помню, в приюте у нас стоял в обеденной зале подобный глиняный истуканчик, и мы воздавали ему молитвы каждый раз. Оттого и запомнил. А вот с идентификацией остальных были проблемы. Потому как волей-неволей богов-то я знал, а вот как они выглядят… Что скажешь, с благочестием у многих некромантов не очень.

Так, похоже, вот тот с мечом – бог войны и стратегии, рядом с ним какая-то тетка. То ли богиня мудрости, то природы, то ли любви и семьи… С учетом лжи, которую я придумал, мне точно не к последней. Значит, обхожу все статуи баб. На всякий случай.

С протянутым черепом, скорее всего, бог смерти и подземных богатств. Мне бы к нему, но не при паторе. Остались двое: один держал змею, другой посох… Похоже, это были врачеватель и путник.

Выбор, конечно, невелик, но покровитель странствующих мне, некроманту в бегах, как-то ближе. И я направился к нему. И у ниши поведал Одо, как одна девица из знати решила, будучи брюхатой от другого, заполучить меня в мужья.

– Так и заявила своему папаше, что отец ребенка – я. Отец вызверился и решил притащить меня к алтарю со своей дочуркой живым или мертвым. А я предпочел быть живым и не женатым. На этой почве у нас и вышли разногласия… – входя в роль, одухотворенно вещал я.

Да, я нес чушь! Но зато какую отборную! И ничего не расплескал по дороге. Хотя если рассуждать здраво: ну на кой я, голодранец, герцогу в зятьях? Будь это правда – прибил бы меня знатный расчетливый папенька по-быстрому, а дочурке сказал, что так и было. Еще бы и плод заставил дуреху скинуть. Но я упирал на то, что родитель у вздорной девицы любящий… И Одо сказочке поверил. Правда, после того, как проверил:

– Ты точно не отец того дитя, что носит обманщица под сердцем?

– Клянусь своей жизнью! – горячо заверил я, и меня даже окутало едва заметным сиянием. Ну а правда же: если нет ребенка, то нет и отцовства – это-то небеса и подтвердили. Правда, кривенько так, но все же. Но я, воодушевленный этим, добавил: – Только неизвестно, сколько ее еще осталось: герцог нанял головорезов по мою голову, и они рыщут по всей столице… А мне негде даже укрыться. Так что я решил исповедаться перед смертью… – И набожно сложил ладони перед грудью.

Одо же смерил меня взглядом, потом перевел его в задумчивости на статую Элиана – имя бога путешествия я прочел на табличке, что была прикручена на постаменте.

– Книга писаний гласит, что нет ничего ценнее истины и нет ничего хуже лжи… – начал задумчиво Одо. – И если твоя правда в том, что ты не виновен и не желаешь идти против сердца… То, быть может, в исключительных случаях, когда борьба за правду заставляет солгать и обман может стать богоугодным делом…

– О чем ты? – не понял я приятеля.

– О том, что я тебе помогу. Как другу, который был моим единственным спасением в приюте, пока не исчез. Сколько раз ты защищал меня от побоев и вступался в драке, помогал мне таскать книги у попечителя из-под носа, – по-доброму усмехнулся Одо. – Я помогу тебе укрыться от преследования.

– У тебя есть надежный погреб? – смекнул я.