Мое темнейшество

– Гораздо лучше. Приход. Он находится в небольшой деревушке, и патером там служит мой наставник, преподобный Карфий. Я напишу ему письмо, расскажу, в чем дело, и он поможет тебе. Побудешь служителем в его приходе какое-то время, пока все не уляжется…

– План, конечно, хороший, но боюсь, что он обречен, – заметил я.

– Почему же? – удивился Одо. Его черные брови вскинулись вверх, словно он и вправду не понимал, что мне не по нраву.

– Я просто не доберусь до этой деревушки. Меня из города не выпустят… – выдохнул я и признался: – Никого сейчас не выпускают.

Только не стал распространяться из-за чего. Вернее, кого – шпиона, за которым охотилась стража. А инквизиция хоть с кирасирами и была в натянутых отношениях, но своего упускать не намерена – как удачного случая, так и некроманта в моем лице.

И почему у меня не светлый дар? С ним бы куда проще жилось, и каратели бы не преследовали, но увы… Магия мертвых была под запретом, и чернокнижие каралось всей строгостью закона…

– Жаль, конечно, что у тебя не светлый дар, – вторя моим мыслям, произнес Одо. – Но ничего, сутану светлейшего очень часто надевают на себя и абсолютно бездарные… Зато она открывает любые двери. Городские ворота для тебя, думаю, тоже откроет…

Мне понадобилось все мое самообладание, но глаз все равно дернулся. Такого поворота судьбы даже я не ожидал и с уважением глянул на божественную статую великого путника. О как завернул небожитель!

Мое же удивление было оправданно: обычно те, кто обладал светлым даром, шли в академию магии и никуда больше. Ну или в подмастерья к кому из чародеев, если сила была мала. Но мой наставник утверждал, что и в семинарию светлых принимали охотно. Только негласно. Делая вид, что это обычный человек, без волшебной искры. А что? Творить чудеса одним только добрым словом было тяжелее, чем словом и светлой силой. Кстати, наставник ехидно упоминал, что именно поэтому духовников и звали еще светлейшими, а не из-за белой сутаны, которую те носили.

Хотя сами храмовники перед простыми прихожанами отвергали любой намек на то, что имеют хоть крупицу дара. Вот теперь выяснилось, что мастер был прав…

Одо же, и не подозревая о моих мыслях, повел меня в неприметную дверь, через которую мы вошли в подобие кельи. Там друг открыл сундук и начал в нем рыться, чтобы найти на самом дне сутану и протянуть ее мне со словами:

– На, надевай!

Пока я возился с новой одеждой, друг сел за небольшой стол и взялся за перо. Писал он споро и красиво – чувствовался немалый опыт. Да и закончил быстро – и получаса не прошло, как приятель посыпал лист мелким речным песком.

Сдув тот спустя пару минут, сложил бумагу втрое, накапал воска на край, поставил оттиск кольца-печатки и, свернув, протянул письмо мне.

– Это для отца Карфия, – пояснил он и, взглянув на меня, добавил: – Да, сутана тебе, похоже, узковата…

– Ничего, накину плащ, – отозвался я, сожалея, что, в отличие от последнего, шляпу оставить не получится. Ее сменила белая биретта – маленькая четырехугольная шапка с четырьмя гребнями наверху, увенчанными помпоном посередине.

Так что выходил я из храма уже патером. Одо осенил меня четырьмя перстами напоследок, а я по привычке махнул рукой и мысленно выругался. Хотя бы до того момента, пока не выберусь из города, все же стоит перенять привычки светлейших…

Глава 4

Когда я покинул стены церкви, уже давно перевалило за полдень. Солнце успело раскалить камень мостовой и стен так, что под плащом с меня текло в три ручья.

Вот уже в который раз замечал: конец весны был жарче начала лета. Особенно здесь, на юге. Свой запах в нос буквально пихали магнолии, акации и сирень. Он смешивался с ароматом дамских духов, конским потом и душком из сточных канав… Это была какофония жизни, которая бурлила вокруг.

А что вы еще хотите от вокзальной площади? Тишины! Ха! Да тут даже ночью не бывает безлюдно… А сегодня еще и возмущенно: многих отказывались сажать в дилижанс без верительных грамот. Оно и понятно: возничему не хотелось у городских ворот возвращать деньги тем пассажирам, кого высадит из общественного экипажа стража, и везти потом всю дорогу пустое место.

А люд негодовал. Потому как ехать нужно было всем. Впрочем, ко мне ни у кого вопросов не возникло. Сутана оказалась отличным пропуском в салон. Внутри него меня ожидала пестрая компания: старик с усталыми глазами, держащий в руках потрепанную книгу, молодая светловолосая девица в светлом платье, нервно теребящая платок, и торговец, который, заливаясь соловьем, травил байки о своих путешествиях той самой блондиночке. Купец хотел было обратить свое красноречие и на меня тоже, но я достал из сумки подаренный Одо молитвенник и сделал вид, что читаю. Через пару минут, правда, понял, что держу тот вверх ногами, но переворачивать было поздно. Поэтому пришлось отложить чтение, выслушать рассказ мужика, взять книгу нормально и отгородиться ею, как щитом.