Мое темнейшество

Исполнение было ужасным, но ребята старались. Слушатели тоже старались: кто прикрывал рот, зевая, кто закатывал глаза. Но были и такие, кто умильно прижимал сложенные, точно в молитвенном жесте, ладони к груди.

А хористы тем временем тянули:

Патер, патер, наш друг,

Слово Божье – радость вдруг!

Соберемся мы в кругу,

Вместе споем, в сердце – тугу.

Я вслушался и понял, что у капеллы проблема не только с музыкой, но и с текстами. Впрочем, звуковая контузия – это была меньшая из моих проблем. Главная, в лице главы местной стражи, нарисовалась перед моим носом спустя несколько мгновений.

– Ваше светлейшество, – начал он, хватая меня за руку, но не чтобы арестовать, а дабы крепко сжать мою ладонь и потрясти ее в приветственном жесте. – Я капитан Ройдо, заведую местным отделением правопорядка. Рад приветствовать вас в Марасмоле.

С этими словами толстячок еще активнее затряс мою руку. Пришлось заплатить любезностью, чтобы высвободить свои пальцы:

– А уж я как рад…

Лицо капитана расплылось в улыбке так, что круглые румяные щеки почти закрыли глаза. Остались лишь две щелочки. Добавить к этому гладкую лысину, которая блестела на солнце, словно намазанная маслом, обрамленная веничком седых волос, внушительное пивное брюшко, нависавшее над ремнем, – и образ капитана был готов.

К слову, на то, что передо мной страж, указывал лишь характерный для этой братии шлем. Он напоминал перевернутый котелок с высоким гребнем и полями, загнутыми спереди и сзади. Ни кирасы, ни даже нагрудника на Ройдо не было. Лишь простые, немного засаленные, но крепкие порты и рубаха, поверх которой был колет, украшенный какой-то бляшкой – похоже, знаком городка. На поясе стража висел короткий меч с потемневшей от времени рукоятью. Оружие выглядело так, будто видело не одно сражение. Правда, я подозреваю, что большинство из них были с колбасой и хлебом, который пластали этой железякой… Но ведь были!

– А мы уж вас как заждались! – продолжал между тем разливаться соловьем капитан. – А то у нас преподобный отец Карифий скончался. И его даже отпеть некому! А горожанам – причаститься. Так ваше прибытие – это просто спасение.

«Это просто подстава», – мысленно возразил я, изображая на лице подобие сочувствующей улыбки.

– Простите, а как вас зовут? – вклинилась в нашу беседу дородная тетка, растолкав толпившихся рядом со своим командиром стражников. К слову, те были разве что в нагрудниках и шлемах. Никакой полной боевой экипировки, как в столице.

– Дирк, – представился я, решив, что не стоит менять одно из самых распространенных в империи имен на новое, и, вспомнив о своей роли, поправился: – Патер Дирк.

– Преподобный Дирк, а можно вам исповедаться?

– Тетка Бруф, но не сейчас же и не здесь! Дайте его светлейшество хоть встретить по-людски! Не видите, человек с дороги – устал… Завтра придете.

От такого известия толпа за спинами стражников пришла в оживление. Задние ряды начали напирать на передние, стража держала оборону от желающих приникнуть к светлой благодати в моем наркоманском лице.

– Давайте я провожу вас… – предложил Ройдо.

Никогда еще я так охотно не отвечал на предложение стражников пройтись под охраной. Возможно, конечно, в предыдущих случаях они защищали общество от темного меня. А в этот раз защищали меня от этого самого общества, которое потянулось за нами со станции. Но на полпути до народа дошло, что причастия сегодня все же не будет, и толпа начала редеть. Наконец, когда остался лишь отряд кирасиров, выяснилось, что мы пришли вовсе не к храму, а к участку…

Но я уже перестал удивляться. И правильно сделал. Потому что за порогом местного отдела правопорядка меня ждало еще одно открытие. На этот раз гастрономическое: такого ядреного первача я не встречал еще нигде.

– Мухоморовка! – гордо потрясая мутной бутылью, возвестил капитан и добавил: – Теща настаивала. Забористая… – отрекомендовал он.

Отказывать, когда тебе наливает местный глава закона и порядка, было не с руки, и я опрокинул в себя чарку.

«Забористая» оказалось слабо сказано. Эта пеклова смесь вышибла бы слезу даже у дракона, чья луженая глотка способна проглотить не то что первач, но даже рыцаря в полном боевом доспехе. Я видел много разного пойла, способного свести в могилу. Но чаще на этикетках все же была честная надпись «яд».

Показалось, что в желудок ухнуло раскаленное железо. Я забыл, как дышать, глаза натурально полезли из орбит. Сквозь туман услышал:

– Смотрите, а новый духовник-то настоящий мужик. Даже на ногах удержался…

Лишь потом выяснилось, что мухоморовка была проверочно-разминочной. Ею здесь и привечали почетных гостей, и развязывали языки не желавшим сознаваться преступникам. Универсальное средство, одним словом. Им, чтобы характер не ржавел, можно и протереть тело изнутри, и продезинфицировать снаружи, и поджечь дрова, если не горят, и зажечь с ним на вечеринке…