Читаем Мое условие судьбе полностью

Мое условие судьбе

Денис сидел в кухне квартиры Артема и смотрел на Аню с тревогой и болью… На нем тонкие, какие-то самые дешевые джинсы, чистый голубой свитер, который он явно сам стирает: свитер весь в катышках, носки… Господи, что же это за носки, такие у метро продают за три рубля. На одном маленькая дырочка… И такой принц. Да кто и где такого видел. Эти очи, эти волосы волнами, этот нос, рот, уши, да заусенец на пальце у него не такой, как у обычных людей. Аня смотрела на Дениса и ревела от досады на себя. Этот парень настолько красив, нарочно не придумаешь, настолько умен, что она далеко не всегда его понимает, настолько любящий и добрый, что так не бывает, особенно с ней. С ней такого вообще не могло случиться. И случилось. А ей нужен Артем до спазмов в горле и груди – настоящих, а не «поставленных», – до умирания сердца. И хочет она всего лишь стать тряпкой у его порога. Больше ничего и не надо.

– Ты все же объясни, почему ты ревешь? – спрашивал Денис с таким беспокойством, как будто она ему жена-сестра-мать-дочь: все сразу. – Он тебя обидел? Может, ударил?

– Если бы, – усмехнулась наконец Аня. – Я даже не фотокарточка человека, которого он хотел убить из-за того, что тот женился на его бывшей жене. Я – не эта бывшая жена, которой он на фиг не нужен. Я всего лишь девка, которую он употребляет на ночь после ужина. Бить меня – это все равно что бить туалетную бумагу.

– Я уже давно понял, что ты страшно себя недооцениваешь, возможно, и в данном случае. Но что это за история? Какая фотокарточка? Кто кого хочет убить? Откуда ты это знаешь?

– Не хочет, а уже убили. Два года назад. Пять выстрелов в спину. Так убили нового мужа бывшей жены Артема Дины. Я убиралась в его кабинете. Там в одном ящике лежали старые бумаги, архивы. И фотография этого убитого Вадима, из личного дела, наверное. Она была разорвана на восемь кусочков! Артем разорвал, но не выбросил. Больше в его кабинет никто не входит. Уборщице это не надо – рвать и хранить кусочки. Он ничего не забывает. Ему нравилось, что он сначала просто уничтожил это лицо на фото. Потом вообще…

– Это не доказательство, Аня, – мягко сказал Денис.

– Это для тебя не доказательство. Ты никого так не ненавидел. Для меня доказательство. Я его знаю. Рвать снимок человека, который не просто лично ему ничего плохого не сделал, – Вадим работал на него. А он берет только хороших работников.

– Но он увел у него жену?

– Да нет же! Артем сам с ней развелся. Как-то сказал, что его ограничивала любовь к ней. Лишала свободы. И ей вроде тоже свобода нужна была. А когда она влюбилась и вышла замуж, освободил ее опять. Навсегда. Он ее любит, ежу понятно. И ей жить не даст. Теперь доказательство?

– Строго говоря, нет, – ровно сказал Денис. – Но психологический рисунок очень серьезен. Я потрясен. Чем я могу тебе помочь?

– Ты на все ради меня пойдешь?

– Ты уже спрашивала. Да.

– Почему?

– Так люблю.

– А давай я тебя сейчас проверю, а? Ты же, кроме меня и книг, никого и ничего не видишь.

– Какой-то тест?

– Ну да.

Аня провела Дениса в кабинет Артема, подвела к столику с фотографиями, взяла портрет Дины, дала ему в руки.

– Это и есть Дина, первая жена Артема. Ты ее, конечно, не видел никогда, потому что у тебя телевизора нет. Она там торчит. Вот ты честный человек. Врать вообще не умеешь. Скажи мне правду про нее и меня.

Денис кивнул. Фотографию Дины рассматривал, как картину, чуть прищурив свои темно-синие, почти темные глаза. Осторожно, как музейную ценность, поставил ее на столик.

– Да. Удивительно красивая женщина. Ожившая статуэтка. Только это живая красавица, вышедшая из пены, для радости и любви. Мне очень жаль, что ее судьба складывается настолько несчастливо.

– Вот! Пожалел! А одноглазую горбунью ты бы так красиво не пожалел. В общем, тест закончен.

– Да нет. Ты не дослушала. Или забыла свое условие: сказать о ней и о тебе. О ней я сказал. О тебе. Ты – очень интересная и стильная девушка. Для меня – самая красивая, конечно. Но ты, в отличие от этой первой жены, не для украшения жизни, не для боя быков с другими мужиками за право ночи с тобой. Ты – для того, чтобы стать смыслом жизни до самой березки.

– Последнее не поняла. При чем тут березка?

– Это из одной книги. Речь о последней березке. На могиле. Того, который любил.

– Ой. – Аня не смогла удержать задрожавший подбородок. – Дэн, это очень страшно, то, что ты говоришь. Тебе восемнадцать лет! Это все пройдет!

– Нет. Но неважно. Так что надо сделать?

– Надо… Не сейчас, конечно. Мне просто нужно, чтобы ты это сказал. Еще раз. Если ничего не останется, если он меня растопчет из-за нее… Ты убьешь обоих? Теперь ты ее видел.

– Да.

– Ты же ее только что так жалел!

– И продолжаю жалеть, восхищаться ее красотой. Просто у строгой теоремы может быть только строгое решение. Условие теоремы моей жизни – это твое желание.