Каждый раз, как мы бывали у них, M-me Gutman радовалась. Для нее мы олицетворяли хорошее прошлое. Это уже была не та бодрая энергичная хозяйка трех этажей на rue Charles Péguy. Старческое перерождение зашло у нее довольно далеко, но, по словам дочери, встречи с нами делали ее на некоторое время почти нормальной. Однако в последние два года, 1946 и 1947, замечалось все более и более быстрое понижение — и физическое, и психическое, и смерть ее в конце зимы 1948 года никого не удивила, но многих, нас в том числе, огорчила. И особенно неприятно получилось совпадение с гриппом, которым мы оба заболели. Это лишило нас возможности присутствовать на ее похоронах. Мы приняли все меры, чтобы Laurence и ее муж не обиделись, и в этом успели.
Наше заболевание, насколько я помню, было связано с отвратительными погодами второй половины февраля: мокрый снег, гнилая оттепель плюс инфекция. С инфекцией мы встретились у мужского портного Bernard, куда ты притащила меня для примерки костюма. День, 21 февраля, был по-парижски гнилой и холодный; улица — где-то между большими бульварами и rue Réaumur — грязная-прегрязная, каких много в тех местах. На этих улицах — старые и грязные дома, переполненные мастерскими ремесленников, магазинами, складами, бюро. Две трети трудового люда — евреи, живущие в невероятной тесноте и грязи, и наш портной M. Bernard тоже оказался евреем, способным еще сказать несколько слов по-русски. У него было боевое прошлое во французском Сопротивлении, и именно у него в тот момент вся семья хворала гриппом. С нашей восприимчивостью мы вернулись домой с заложенными глотками, а примерка, через несколько дней, нас доконала[1483]
.С начала марта, как и в предыдущие годы, твоя нагрузка сразу возросла: начались практические занятия. Пренан говорит сейчас, что Pacaud чрезвычайно все усложнял, и M-me Bruns, изготовляющая препараты, жаловалась на слишком большую работу. На тебе, помимо препаратов, лежало инструктирование студентов — два дня в неделю — и приготовление всего, что для этих двух дней необходимо. Жалоб от тебя я никогда не слышал. Твоя нагрузка увеличилась еще из-за «Социалистической энциклопедии», которая должна была выходить под редакцией Пренана. Вся подготовительная работа по устройству совещаний, сношениям с авторами лежала на тебе, но энциклопедии не суждено было появиться…
Неожиданно на нас свалились квартирные осложнения. Недостаток квартир и неясность законодательства повели к чисто бандитским формам в квартирной практике. Домовладельцы предлагали жильцам приобрести свою квартиру под страхом продажи ее другим лицам. Эта форма шантажа облегчалась существованием привилегированных категорий, имевших приоритет: бывшие колониальные чиновники, возвращающиеся в метрополию, и чиновники, переведенные в Париж из провинции, и другие после покупки квартиры имели право выселить ее жильцов без компенсации. На деле, богатые люди всегда могли найти привилегированных подставных лиц, которые фиктивно покупали квартиру, выселяли по суду жильцов и затем фиктивно продавали ее. Никакого контроля за дальнейшей судьбой квартиры не существовало и не существует.
Наш управляющий домом Sébert прислал нам письмо с предложением покупки и указанием, что есть кандидаты извне. Условия были довольно трудные и для нас — невыполнимые: выплатить всю сумму (триста с чем-то тысяч) в течение года, причем половину суммы — авансом. Денег у нас не было, и покупать нам не хотелось: при неустойчивости положения — и вообще, и в нашем частном случае — собственность является большой помехой; но приходилось серьезно подумать.
Мы обратились к деловому человеку — Акопиану. Не знаю, какая у него была профессия в прежнее время, но сейчас он занимался ссудой денег под проценты, был ростовщиком. Если проситель имел устойчивое положение, Акопиан не требовал залога; проценты брал большие, но и тут было трудно возражать. Дороговизна возрастала, деньги падали и просимые им проценты должны были дать ему законный заработок и гарантировать от потерь. Он тщательно расспросил нас относительно улицы, дома, характера постройки (камень? кирпич? бетон?), числа комнат, удобств и т. д. и сказал, что, собственно говоря, цена, которую с нас спрашивают, дешевая, и, если бы пришлось перепродавать квартиру, мы взяли бы значительную прибыль.
Это мы знали и сами, но квартира была нужна нам для проживания. Мы не собирались никуда переселяться и в случае изгнания не смогли бы использовать здешнее имущество. Для нас вопрос ставился так: под угрозой выселения страховое общество «Séquanaise» запускает руку в наш карман и вытаскивает оттуда 400 000 франков. Тем не менее мы согласились на условия Акопиана, и я отправился к Sébert с тем, чтобы оформить дело. К моему удивлению и удовольствию, он сказал, что страховое общество раздумало продавать квартиры, о чем сообщено всем кандидатам, и он собирался сообщить об этом и мне.