Могаевский

— Разумеется. Хотите что-нибудь приобрести или любопытствуете? Ведь вы не местный?

— Я в командировке, — отвечал командировочный, — гуляю по Виннице. Если честно, я решил, что вы держите ресторан, а потом решил посмотреть, чем торгуют на юге в антикварной лавке.

— А вы с севера?

— Я давно уже переехал в один из ближайших городов, куда изначально прибыл из Ленинграда.

— В Ленинграде прекрасные антикварные отделы в комиссионках. А до войны были ще краще.

В антикварной лавке почувствовал он легкое головокружение и боль в виске, как часто чувствовал не только в музеях, но и в обычных магазинах: вид всяких множеств так действовал на него.

В центре экспозиции и впрямь стояла бандура, а слева и справа от нее — граммофоны столетней давности с волнистыми раструбами; поставив пластинку, накрутив ручку, Шельменко запустил старую угольно-черную тяжелую пластинку с радужной круглой картинкою в центре, и знаменитый, некогда узнаваемый юными прабабушками голос завел свою, знамо дело, песню: «Взяв бы я бандуру...»

Веера открыток на стене являли взору красавцев бандуристов, окруженных красотками Одарками, Оксанами, Ганнусеньками, некоторые представляли собою фотографии доисторических постановок оперы «Майская ночь». Несколько портретов дивчин висели чуть выше, картины маслом, заветные головные уборы с атласными лентами, цветами, девицы понадевали мониста, коралловые низки, улыбались, хохотали, кокетничали.

В углу, словно в филиале музея этнографии, висела зыбка, стояла прялка, ткацкий станочек красовался, на полках теснились глечики, кувшины, горшки, туеса. Далее на допотопной вешалке, словно в театральной костюмерной, висели одежды, женские яркие, запорожских казаков с невиданной ширины штанами, вышитые косоворотки невиданной красоты, наш наикращий, рушники; а сафьяновые сапожки с подковками!

И так далее от наборов кисетов с трубками, фарфора былых усадеб, усадебной мебели, детских лялек. Между восточными окнами разместились сабли разной степени кривизны, нагайки и плетки. В простенках западных окон висели три застекленных неглубоких шкафчика, справа фарфоровые фигурки, слева расписные изумрудного стекла штофчики, посередине скрипка.

Скрипка притягивала его точно магнитом.

— Какая волшебная скрипка!

Шельменко подошел, улыбаясь, отпер мизерным ключиком шкафчик.

— Вы хотите ее купить? Играете? Коллекционируете скрипки? Она не продается. Видите ли, на некоторые предметы специально назначена такая цена, что их и купить-то никто не может, это моя маленькая хитрость. Скрипка вправду дорогая, редкая, ей сто лет, ее сделал известный скрипичный мастер Леман, когда жил у нас в Виннице с семейством, стало быть, это местная музейная достопримечательность, что подтверждает наклейка внутри ее футляра, который и сам-то красив и необычен.

— Леман оставил скрипку в Виннице? Кому-то продал?

— Нет, скрипка трофейная, досталась мне от невольного перекупщика, не знавшего ее истинной цены, а ему — от убитого гитлеровского офицера, когда немцев отсюда гнали.

— Разрешите мне ее подержать?

— Почему нет?

Взяв скрипку, он внезапно почувствовал живое тепло, словно взял на руки младенца.

— Надо же, у нее на тыльной стороне, на спинке, пятнышко, родинка, как у моей матушки под лопаткой.

Впервые после клятвы, после честного слова, данного в детстве отцу, вспомнил он о матери и вслух заговорил о ней, да еще перед чужим человеком.

— Я не хочу вас торопить, — сказал хозяин крамницы, — но я с минуты на минуту жду гостью, которой хочу оказать достойный ее прием с угощением, мне надо подготовиться. К тому же в отличие от всех женщин, обожающих опаздывать, она любит приходить раньше времени. Между нами, это дама моего сердца, мадам Березюк.

— Скажите, а откуда эта монетка, талисман, что вы носите на груди? — неожиданно для себя неизвестно для чего спросил Могаевский.

— Из Трапезунда, — отвечал Шельменко, вглядываясь в посетителя. — А ведь это ее подарок... Раз вы это угадали, походите еще по комнатам, пока я сервирую стол и она еще не пришла.

Произнося это, он успел выкатить из-за кулис, видимо из скрывающейся там кухни, толстый столик на колесиках, с торцов которого выдвинул подобные крыльям боковины, подперев их выдвигающимися доселе невидимыми под столешницею ножками, подобно таковым в классических ломберных столиках картежников.