Могаевский

Будучи «государственным человеком», принимавшим участие в открытых и закрытых обсуждениях и действиях после случившегося, он знал много больше, чем обычные люди; а всего, всей правды не знал никто, она ускользала в будущее, опережая настоящее на несколько столетий или на тридцать тысячелетий. Потому что для полного выздоровления человеческой популяции и земного шара от происшедшей катастрофы понадобится восемьсот лет; полураспад радиоактивного йода занимает несколько дней, цезия и стронция тридцать лет, плутония 249 — тридцать одну тысячу лет, обычный плутоний и америций пребудут с нами до 2060 года. Он помнил все эти цифры. По цезию выброс из разрушенного реактора был равен тремстам Хиросимам. Через три дня наблюдался повышенный радиофон: в Житомире — в двадцать раз, в Ровно — в десять раз, в Киеве — в три раза. На бэтээры ликвидаторов приваривали броню толщиной полметра, ее хватало на пятнадцать минут, радиация прошибала все.

Девятнадцать областей России пострадали от взрыва Чернобыльской АЭС, самые загрязненные — Брянская (хоть называй город старым названием Дебрянск...), Орловская, Курская, Калужская, Тульская, Ленинградская, Воронежская, Рязанская, Смоленская, Пензенская.

— И Ленинградская?

— Моя дальняя родственница на Карельском перешейке в постчернобыльское лето видела огромные лиловые и голубые грибы; лопухи соревновались там в размерах с листьями виктории регии, а бабочек не было вовсе.

Самое мощное облучение получили Южный Урал, Алтайский край, Новая Земля, отдельные районы Белоруссии (Овручи, Народичи, Лучины и иже с ними). Ветер отнес первый выброс из реактора на запад, вдоль железной дороги между селами Янов и Чистоголовка. Сосновый лес, погибший, приняв на себя облако радиоактивной пыли, называли Рыжим лесом, впоследствии был он захоронен. Облако, не зная таможен, прошло своим путем над Гомельской областью, Швецией и Финляндией, Польшей и Восточной Германией, досталось Китаю, Японии, США, Восточной Франции, Бельгии, Чехословакии, ФРГ, Нидерландам, Великобритании, Греции, Турции — ста сорока странам мира. В ликвидации участвовали все, от летчиков до шахтеров.

Долгое время стояли в глазах его лица погибших пожарных, погасивших страшное пламя, не пустивших в воды Припяти фантасмагорическую лаву расплавов всего и всея; фамилии их помнил он отдельно от лиц. И страшно ему было, что работой на четвертом блоке ЧАЭС руководил человек по фамилии Дятлов. Потому что фамилия туриста, ведшего по Уралу трагически и загадочно погибшую группу студентов (как мы уже знаем, будущий Могаевский из-за их гибели оставил туризм, боясь за невесту, и ее за собой за ручку увел), тоже была Дятлов. Даже характерами были похожи: говорили одно и то же об обоих: «При умении и знаниях отличается излишней самоуверенностью, не склонен слушать мнение других». Кричал оператору Дятлов: «Дави гада!» — думая, что, нажав на кнопку, можно было выключить реактор, а реактора уже не было, всего вокруг него не было тоже: провал, яма в преисподнюю.

Как заноза, все, касавшееся тогдашнего полыхающего ночью алым неба, сидело в памяти постоянно, ни забыть, ни вспоминать было невмагатэ. Видимо, не только ему; однажды встретился ему ученый муж, давший собакам своим имена единиц измерения поглощенных радиационных доз: Грэй, Рад, Зиверт, Бэр, Кюри.

На дорогах Припяти, на шоссе из города красовались плакаты: «На обочину не съезжать!» Один из ликвидаторов рассказал ему: когда ехала их смена на работу, попался навстречу автобус с отстоявшими вахту, и там, где обычно помечается номер маршрута, прочли они: «Подлежит ликвидации».

За пять лет после случившегося на ЧАЭС (продолжавшей работать!) произошли еще одиннадцать пожаров, малых, быстро потушенных. Всплыла давно засекреченная и отгремевшая катастрофа 1957 года на номерном заводе под Челябинском, в городке, ныне именуемом Озерском, преданная огласке через тридцать пять лет, накрывшая своим облачком (ее реактор, запущенный в 1948-м, назван был «Аннушка») шестьдесят населенных пунктов Челябинской, Свердловской и Курганской областей; вспомнили и события 1980-го на Курской АЭС. Зону отчуждения назвали (по примеру Полесской) радиационно-экологическим заповедником. Заповедник сей жил своей жизнью, и шли от него в освеженные, обработанные плутонием, цезием, америцием и стронцием человеческие память и забвение особые ночные сны.

Да и сам-то заповедник был сон наяву. Населяли его малые табуны лошадей-мутантов и стаи волкопсов. Куры его бывших сел сбивались в прайды, и ежели какая-нибудь лисичка-выродок, взросшая на одном из загадочных белых пятен зоны, по неведомой причине чистых, обойденных радиацией (подобно исполненному тишины центру урагана, cor serpentis), по старой атавистической памяти решала полакомится цыпленочком, куриный прайд, яростно красноглазый, преследовал ее пару километров, еле рыжей удавалось уйти, драпануть в нору белого пятна своего.