Могила Густава Эрикссона

– Да все добрые люди полгода шумели после того шухера, что ты в Белоомуте навёл, – угрожающих нот в голосе Сороки вроде бы не было.

– А теперь приутихли добрые люди? А что такого? Вору под цветного отработать не в падлу. Так почему бы менту не отработать под синего?

– Во-во! Рамаз так и сказал, когда ему предъявили. А ещё сказал, что ты ему близкий и за тебя порвёт.

– Он мне тоже близкий, – ответил я. Получается, из-за моей авантюры в Белоомуте у Дзнеладзе были проблемы.

Сорокин состроил смешную физиономию, как в молодости, и спросил:

– Слушай, ты объясни, я просто понять хочу. Я тебя, когда на зоне пробивал, мне сказали: «Это близкий Лёхи Адвоката. С ним лучше не конфликтовать». Лёха Адвокат, вроде, был из наших, под Дедом ходил. А Рамаз-то – человек Таро. Ничего не понимаю!

Мы выпили и даже чокнулись.

– Лёха особо под Дедом не ходил. Он был человеком Япончика. И Лёха всегда был слегка сам по себе. Сам понимаешь, Жор, краснопёрый вор – не по понятиям. А что касается их дружбы с Рамазом… Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам.

Ташкент заливисто заржал.

– Во, Владимирыч, теперь точно тебя узнаю! Ты самый прикольный мусор из всех, с которыми меня сводило. И страха в тебе нет, никаких предъяв не боишься.

– Ты не прав, Жора. Я трус, какого свет не видывал, всего боюсь. Просто обстоятельства так складываются, что приходится канать под бесстрашного.

Со стороны казалось, что это встреча двух друзей после долгой разлуки. Сорокин опять от души захохотал. А я подумал, что пора переходить в контратаку.

– Слушай, а ты мне тоже объясни. Ты вроде всегда нормальным человеком был. Зачем было валить Вадика Краснодарского?

– Я тебе отвечаю – не сном, не духом, – по реакции Сороки было ясно, что убийство в Анталии было для него полной неожиданностью. – Меня послали просто вопросы задать. Ты же слышал, наверное, как Вадик широко кубанский общак расходовал. Знаешь, поди, как он сидельцев в Краснодарском крае обирал. Но я должен был только спросить. Сам был в шоке, когда Монгол с Циркачом стрелять начали.

– Реально верю, Жора. Я ещё офигел, когда тебя начали к этому приплетать. Нет, думаю, крестничек мой не мокрушник!

– Конечно, не мокрушник. Тебя бы только надо завалить. Надо же, закрыл меня тогда на ровном месте только в путь! – эти слова Георгий Николаевич сказал с восхищением. – Ладно, чего уж там. Кто старое помянет…

– Вот и правильно! Нечего меня мочить. А то с кем потом в аду будешь углями перебрасываться?

Мы от души чокнулись и выпили.

– Жор, а что всё-таки произошло в Антальи 25-го июля 16-го?

На Сорокина было страшно смотреть. Казалось, кто-то сзади из-под тишка огрел его здоровенной дубиной.

– А что ты, Юр, об этом знаешь?

– Только в самых общих чертах. Знаю, что нашёл тебя там Мераб Сухумский. Подтянул с собой Црипу Кутаисского, Матевича, Зуру Зугдидского и Котому Сенакского. И предъявили они тебе Дедовский прогон по Таро. Это я всё понимаю. Не могу понять только двух вещей. Во-первых, зачем ты пошёл к ним на сходку?

– Ну, Владимирыч, ты меня не смеши! Ты же наши законы знаешь. Если к вору от семьи вопросы, он должен на них ответить. Не мог я не прийти.

– А на кой ляд ты тогда сказал, что был неправ и что тебя заставили под этим прогоном подписаться?

Жора посмотрел на меня непонимающе и закурил сигарету:

– А было бы лучше, если бы пиковые меня пописали?

Я тоже закурил:

– Видишь ли, дружище мой! У каждого своя работа и на каждой работе свои риски.

Я примирительно разлил коньяк по стаканам:

– Давай выпьем, за то, что живы. Честно говоря, если б тебя отправили в космос, мне бы – никакого удовольствия.

– За это спасибо. Выпьем, – мы опрокинули стаканы и помолчали.

– А что же, Сорока, получается? Раз тебя лишили имени, ты не вор теперь?

– Получается так.

– Ну и как живётся после потери статуса? Это я, Жор, не издеваюсь, мне просто реально интересно, как пенсионеру.

– Плохо живётся, Юр, стрёмно и голодно. Любая блядь тебе может предъявить и будет права. Ну, а ты, наверное, катаешься как сыр в масле на эмведешную пенсию?

– Это ты точно подметил. Но мне то попроще. Мне всегда было плохо, стрёмно и голодно…

Сорока слегка окосел от коньяка, поэтому треснул кулаком по столу:

– А я говорил тебе тогда! Отпусти и возьми котлы. Одни котлы 45 евро стоили, а ты на теме банковал. Повёл бы разговор правильно, глядишь старость бы себе и обеспечил.

– Чего искать прошлогодний снег? А тебе не кажется, Николаич, что мы с тобой похожи: я на пса в маразме, а ты на волка, которому перешибли задние ноги?

Жора опять заржал и протянул мне пять:

– Слышь, Юр! Нормально сидим! Давай ещё коньячка возьмём. С тобой квасить можно. Во всяком случае, ты в отличие от Вовы и Забавы ментам не сдашь.

Мальчик-официант принёс нам ещё бутылку «Старого Кенигсберга». Я тоже слегка захмелел:

– Ну, рассказывай, подельник, какими ветрами занесло в эту гавань, и что за птеродактилей ты тут разводил?

– Короче, есть тема. Только давай условимся, всё чисто между нами. Ты здесь не был, меня не видел с 2009-го и ничего знать-не знаешь.

– Замётано.